Н. Корнеенко:
С. Т. КОНЕНКОВ И ЕГО СВЯЗЬ С РОСЛАВЛЬСКОЙ ЗЕМЛЕЙ

Имя нашего земляка Сергея Тимофеевича Коненкова пользуется большой известностью не только в нашей стране, но и далеко за ее пределами. Многие музеи мира гордятся наличием работ нашего выдающегося земляка в своих коллекциях. Многотысячными тиражами расхо­дятся альбомы с репродукциями со скульптур Коненкова. Произведения его пользуются любовью и успехом у це­нителей искусства ваяния. Получил он и официальное признание своих заслуг перед изобразительным искусст­вом. Он носил звание Народного художника СССР (при­своено в 1958 году), был лауреатом Ленинской (1957 г.) и Государственной (1954 г.) премий, был награжден ор­деном Ленина, избран действительным членом Академии художеств СССР (1957 г.).
А в 90-летний юбилей художнику было присвоено зва­ние Героя Социалистического Труда.
Коненков заслуженно считается одним из крупнейших скульпторов XX века. Творчество его и биография хорошо изучены и освещены в литературе. О нем издано несколь­ко книг, выпущено несколько альбомов. В серии «Жизнь замечательных людей» вышла биография Коненкова, из­даны его биографические книги «Мой век» и «Земля и люди», а также статьи и письма. Материалы эти обще­доступны, и поэтому нет необходимости повторяться. По­этому в данном очерке приводятся только основные этапы жизни и творчества нашего земляка, а основная цель его —суммировать уже известные факты, разбросанные по разным источникам, сведения, полученные от самого Сергей Тимофеевича, а также от членов семьи Полозовых и попытаться рассказать о той роли, которую в судьбе художника сыграла рославльская земля. Поэтому в цент­ре внимания будут те несколько лет, которые Сергей Ко­ненков прожил в Рославле, будучи учеником мужской прогимназии. Долгое время этот период его жизни был освещен совсем скупо и оценивался не совсем верно. Счи­талось, что ничего, кроме образования, Рославль Конен­кову не дал. Так, например, С. М. Яковлев в книге «Смо­ляне в искусстве» писал: «Тусклая жизнь уездного го­рода, картины нужды, невежества и диких нравов обывателей теснили в сознании гимназиста Коненкова идиллические образы привольного деревенского детства. И чем старше становился, тем острее воспринимал он безвременье мрачной поры Александра III с ее произво­лом, гнетущей казенщиной и полицейщиной... В этом за­тхлом мире пристрастие Коненкова к рисованию служило для него отдушиной. Ему он посвящал свободное время».
Но после появления в печати воспоминаний Сергея Тимофеевича стало ясно, что такая оценка была не со­всем справедливой, сам художник оценивал годы, про­житые в нашем городе, несколько иначе. В книге «Земля и люди» Рославлю посвящены самые теплые слова: «Город Рославль... 80 с лишним лет прошло с тех пор, как я жил на его улицах, а мне до сих пор видится окруженное забором здание прогимназии, Бурцева гора, собор работы знаменитого Растрелли и речка Глазомойка». А на книге, подаренной в 1963 году Рославльскому музею, он напи­сал еще красноречивей: «Дорогим землякам города Рос-лавля, где я учился в прогимназии и где я провел лучшие дни своей юности».
Конечно, вполне понятно, у любого человека воспоми­нания о городе юности окрашены в лирические тона. Ко­ненков тут не исключение. Но тем не менее нельзя не признать, что город наш в судьбе будущего великого ва­ятеля сыграл самую значительную роль. Ведь здесь он прожил самые важные для развития и становления че­ловека годы. Приехал он в Рославль одиннадцатилетним мальчиком, а из Рославля в Москву, в училище живописи, ваяния и зодчества, отправился 18-летний юноша с уже сформировавшимися взглядами на жизнь, с вполне сло­жившимся характером. И для того, чтобы понять многое в дальнейшей судьбе Коненкова, необходимо выяснить, какие события и люди оказывали на него влияние в эти годы, что, кроме природного дара, привело к скульптуре. Но прежде чем мы перенесемся на 100 лет назад в Рославль 1885 года и попытаемся глазами деревенского мальчика увидеть его дома и улицы, людей, его населя­ющих, необходимо хотя бы несколько слов сказать о кор­нях нашего земляка. Был он крепкого крестьянского ро­да. Прадед его Иван Сергеевич в пору нашествия Напо­леона на Россию партизанил в ельнинских лесах. Был он по преданию высокий, богатырского сложения человек. Семья его, как и другие крестьяне села Караковичи, на­ходилась в крепостной зависимости у помещика Лаврова. Задолго до отмены крепостного права работящая семья выкупилась на волю, получив на 40 человек 200 десятин земли. Прадед и семь его братьев стали строиться. Лес таскали на себе, за что и были прозваны конями. «На что им кони! Они сами как кони»,— говорили крестьяне соседних сел. С годами эта кличка стала семейной фа­милией, а место, где они поселились, стало называться Верхние Караковичи.
Родился Сергей Коненков 28 июня 1874 года. В пору его детства семья насчитывала 26 человек, отец и три его брата жили нераздельно. Главой семьи был дядя Сергея Коненкова — Андрей Терентьевич. Сеяли рожь, овес, лен. Рожь и овес шли в хозяйство. Все покупали за счет льна. Сереже было три года, когда умерла его мать. Заботу о сиротах взяла на себя жена одного из дядьев Устина — Татьяна Максимовна. Она хорошо относилась к детям, они даже звали ее мамой.
Первоначальное образование Коненков получил в ме­стной начальной школе, где преподавали случайные лю­ди, при этом часто сменявшиеся. Мальчику легко дава­лось учение. Домашние поощряли его интерес к учебе, а также рано проявившуюся тягу к рисованию. Дядя Анд­рей даже карандаши и бумагу покупал племяннику в городе, что для крестьянина было делом непривычным. Неудивительно поэтому, что когда соседние помещики Смирновы стали подыскивать товарища своему сыну для совместной подготовки в Рославльскую прогимназию, им указали на Сергея Коненкова, как на подающего надеж­ды ученика. Дядя Андрей подсчитал, во что обойдется учение племянника, и решил, пусть хоть один из семьи будет грамотным.
Поскольку в прогимназию нужно было сдавать вступительные экзамены, Сергей целую зиму прожил у Смирновых, готовился вместе с Сашей к экзамену. А учил их семинарист Глебов, симпатичный и приветливый мо­лодой человек. Осенью оба мальчика успешно сдали эк­замены по русскому языку, арифметике, географии и бы­ли приняты в первый класс. Дяде Андрею пришлось ос­новательно потратиться на гимназический костюм и фуражку с вензелем РПГ (Рославльская прогимназия). Квартиру, а точнее угол, ему сняли за 7 руб. в месяц на Рачевке, в бедном мещанском квартале. Так началась для Сергея Коненкова его новая городская жизнь.
Каким же был первый увиденный Коненковым город, в котором ему суждено было прожить 6 лет, повзрослеть, выбрать себе дорогу в жизнь, и впоследствии прославить? Реформа 1861 года дала толчок к быстрейшему развитию экономики России. Создались благоприятные условия для роста промышленности и торговли. В нашем городе в это время было несколько промышленных предприятий: 2 шпагатных и веревочная фабрики, кирпичный, коже­венный, мыловаренный и маслобойный заводы. Через го­род прошли две большие шоссейные дороги: Москва — Варшава и Смоленск — Орел, линия электротелеграфа. Было открыто железнодорожное движение через Рос­лавль, а в связи с этим и довольно крупные железно­дорожные мастерские. Процветала и торговля, было да­же несколько купцов первой гильдии, которые вели тор­говлю со многими городами России и даже с заграницей. По числу предприятий и рабочих Рославль занимал вто­рое место в губернии. Его население в 1861 —1900 гг. вы­росло втрое.
Рост промышленности и населения вызвал рост го­родского строительства. К тому времени, когда Коненков поступил в прогимназию, центр города стал уже довольно красивым и благоустроенным. Среди каменных зданий, которых в то время появилось в Рославле немало, особой красотой отличались церкви — Вознесенская, Пятниц­кая, Петропавловская и самая красивая из всех, стояв­шая в центре города,— Благовещенская. Это именно ее Коненков в своих воспоминаниях называл собором рабо­ты знаменитого Растрелли. И хотя утверждение это пока ничем подтвердить не удалось, если судить по старым фотографиям и открыткам, совершенная архитектура со­бора давала все основания предполагать, что это работа, если и не Растрелли, то, в любом случае, большого мастера. К сожалению, собор до наших дней не дожил, как не дошло до нас имя его создателя. Но для нас в данном случае важнее всего то, что в тогдашнем Рославле было много такого, что могло поразить воображение мальчика из глухой деревни, каким был в это время Сергей Конен­ков, особенно, если принять во внимание его обостренную восприимчивость художника.
Было в Рославле и несколько учебных заведений, кро­ме той прогимназии, где учился Коненков,— женское ре­месленное училище, приходская школа, 4-классное уезд­ное училище, в котором учился друг Сергея Тимофеевича Дмитрий Полозов, железнодорожное техническое учили­ще, женская прогимназия. С 1868 г. при женской про­гимназии была открыта первая в городе общедоступная библиотека. Знакомство Коненкова с книгами из этой библиотеки началось еще до приезда его в город, когда готовились к вступительным экзаменам с Сашей Смир­новым. Они, как вспоминал Коненков, много читали. «Чи­тали «Гулливера и лилипутов», «Робинзона Крузо», бы­лины про Илью Муромца, Добрыню Никитича и Алешу Поповича. Читали из Гоголя, Пушкина, Лермонтова, Тур­генева, Некрасова. Книги брали в Рославле, в библиотеке».
Эти книги познакомили Коненкова с настоящей ли­тературой. В Рославле это знакомство стало еще более близким. К концу жизни Сергей Тимофеевич отличался большой начитанностью, он хорошо знал творчество рус­ских писателей и зарубежную классику. Тем приятней сознавать, что именно в нашем городе чтение стало не­отъемлемой частью его жизни. И Рославльская библио­тека сыграла в этом далеко не последнюю роль. Подбор книг в ней был неплохой и довольно прогрессивный. Если посмотреть каталог Рославльской библиотеки того вре­мени, изданный в Москве в 1876 г., то среди авторов, чьи книги имелись в фонде библиотеки, можно встретить Бе­линского, Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Достоевско­го, Фонвизина, Шевченко, Беранже, Гете. Можно было в библиотеке ознакомиться и с новейщими научными тру­дами, с книгами Гумбольта, Дарвина, Либиха, с работами историков, философов и экономистов, таких, как Милль, Прудон, Карамзин. Конечно, много было и пустых буль­варных романов, модных однодневок, однако богатство книжного фонда и общедоступность делали библиотеку важным средством приобщения людей к литературе. Ориентироваться же в этом книжном море Коненкова учили люди, с которыми он встретился в Рославле. И в первую очередь его гимназический преподаватель лите­ратуры и русского языка Василий Ильич Ласкин. Самые прочувствованные строки в книге «Мой век» посвятил Ко­ненков любимому учителю. «Чувство великой благо­дарности на всю жизнь сохранил я к нашему гимназиче­скому учителю русского языка и литературы Василию Ильичу Ласкину. Частые встречи с таким человеком за­глушали все обиды и несправедливости, терпимые в гим­назии. Как много дал нам Василий Ильич в смысле раз­вития понимания красоты поэзии. Он распахнул перед нами дверь в огромный и прекрасный мир русской ли­тературы». В 1969 году во время пребывания в Рославле Сергей Тимофеевич был гостем местного музея. Он де­лился с сотрудниками музея своими воспоминаниями о Рославле и рославльчанах конца XIX века. Этот инте­реснейший разговор записан на пленку. И надо слышать, с каким волнением вспоминал 95-летний скульптор гим­назические уроки литературы и то, как читал Василий Ильич своим ученикам Гоголя. «Мы даже плакали, как он читал»,— говорил он.
С таким же восторгом вспоминали Ласкина и другие его ученики, которых он учил литературе в более поздние годы.
Вообще о гимназии и ее учителях Коненков очень лю­бил вспоминать. Прекрасным преподавателем был учи­тель математики В. Д. Сакович. Отличавшийся хорошими знаниями, он, по словам Сергея Тимофеевича, «не терпел лености мысли» и всегда старался сбить своих учеников с проторенной тропки и заставить их мыслить логически. Знания, даваемые Саковичем, высоко ценились даже в Смоленской гимназии, куда иногда попадали его ученики. Конечно, не все учителя прогимназии отличались та­кой любовью к своему делу и высокими знаниями. С не­которыми из них, такими, как учитель чистописания Еро­фей Антонович Бурдаков или учитель латинского языка Юлий Юльевич Нейман, у Коненкова связаны скорее анекдотические воспоминания. Однако знаний латыни, полученных в гимназии, хватило на то, чтобы за короткую поездку по Италии в 1911 году Сергей Тимофеевич смог научиться сносно говорить по-итальянски.
Еще одно сильное увлечение Коненкова берет начало в Рославле — театр. И первым его любимым драматур­гом становится Гоголь. Мир Гоголя открыл перед гимназистами Ласкин. Он же посоветовал ученикам сходить в Летний театр на Бурцевой горе, где выступал с чтением отрывков из Гоголя заезжий артист. С этого момента, как вспоминал Коненков, гимназисты буквально бредили Гоголем. Их привлекало в нем умение заставить состра­дать маленькому человеку, глубоко проникать в самую глубину души своих героев, а, главное, способность соче­тать самую необузданную фантазию с редкой правдой характеров. Это умение жертвовать правдоподобием во имя высокой правды искусства всегда импонировало Ко­ненкову в художественном творчестве. К этому он и сам всегда стремился в своих работах. Вспомнить хотя бы его знаменитых «лесных человечков» или Самсона. Постигал же юный гимназист то, что у искусства свои законы и свое понимание правды в основном на театральных впе­чатлениях, которых он получал в Рославле немало, На базарной площади выступал заезжий цирк, разыгрыва­лись пантомимы, иногда сделанные с завидной изобретательностью. Одна из таких пантомим описывается Ко­ненковым в книге «Земля и люди»: «Рославль. Зимний солнечный день. Шумит, пестрит базарная площадь. Идет цирковая программа. Разыгрываются пантомимы. Как сейчас вижу одну из них: «Зима и лето». На сцену выез­жает на санях молодец. С одной стороны два колеса, с другой — полоз. Народ хохочет. На улице мороз. А неза­тейливая шутка заставляет живо представить себе лето красное. Вот тебе и фантазия с тележными колесами! Как задевает за живое!» Так на практике постигал бу­дущий ваятель, что фантазия, совмещение, казалось бы, несовместимых понятий обладает куда большей вырази­тельностью, чем простая взаправдашность.
Но не только цирковые представления и чтецов можно было посмотреть в тогдашнем Рославле. Часто приезжа­ла сюда на гастроли труппа украинской оперы. Ставили национальные оперы «Наталку-полтавку», «Запорожец за Дунаем», исполнялись мелодичные украинские песни, которые разучивали гимназисты, а потом пели сами.
Давал спектакли и местный театр Вольного пожар­ного общества, в котором были свои звезды, покорявшие рославльчан прекрасной игрой. В частности Коненков вы­соко оценивал в своих воспоминаниях одну из «звезд» этого театра Софью Микешину. Начальником же Воль­ного пожарного общества был уже упомянутый гимнази­ческий преподаватель Василий Демьянович Сакович.

И, конечно же, гимназисты не пропускали ни одной пре­мьеры.
Не обходили Рославль своим вниманием и знаменито­сти. Бывал здесь на гастролях великий певец Л. В. Со­бинов, приезжали со своим цирком братья Дуровы.
И тут необходимо несколько слов сказать о квартир­ных хозяевах Коненкова. Первое время он жил в доме мещанина Жолудева. Рядом с комнатой, где ему выде­лили угол с кроватью и столиком для занятий, за пере­городкой жила артель трепачей льна. Учиться в таких условиях было сложновато, и в конце концов Коненкова устроили на квартиру к купцу Голикову. Платить при­шлось дороже — 12 руб., но это было большим везением для будущего художника.
Голиков имел небольшое дело, которое, однако, при­носило ему неплохой доход — он торговал пенькой, выво­зя ее через Ригу в Германию. Однажды во время шторма погибли 16 барок с пенькой. Это чуть не привело семью к окончательному разорению. Из-за этого несчастья Го­ликовым и пришлось брать квартирантов. Новые квар­тирные хозяева Коненкова очень ценили образование и людей искусства. Сами были удивительно талантливыми людьми. Их дом был своеобразным очагом культуры в го­роде. Здесь устраивались знаменитые на всю губернию вечера. На них часто звучала музыка, пели и гости Го­ликовых, заезжие певцы и музыканты, пели мастерски и сами хозяева. У Голиковых был великолепный домашний хор, которые исполнял русские и украинские песни, а также некоторые песни своего сочинения. Слова одной из них Сергей Тимофеевич приводит в книге «Мой век»: «Зо­лотые, удалые, не немецкие, песни русские, живые, мо­лодецкие».
Гостями Голиковых были знаменитые на всю Россию помещики Энгельгардты. Не раз гостили Пржевальские. В воспоминаниях Коненков писал, с каким вниманием слушали и хозяева, и гости рассказы великого путешест­венника, ученого с мировым именем, нашего земляка Ни­колая Михайловича Пржевальского.
Посещали дом и другие знаменитости, в частности Ко­ненков вспоминает, что однажды гостил в доме Голико­вых Владимир Дуров.
Здесь же у Голиковых произошла первая и единствен­ная встреча Сергея Коненкова с человеком, которому су­ждено было во многом определить его судьбу. Когда он
учился в третьем классе, в Рославль погостить к сестре приехал М. О. Микешин. Красивый, представительный, овеянный славой, он произвел на своих земляков неизг­ладимое впечатление. Все знатные горожане наперебой приглашали знаменитого гостя к себе, стараясь таким образом выразить ему уважение. Посетил он и Голико­вых, слушал их пение и даже советовал одному из сыно­вей Голикова поступать в консерваторию, настолько по­нравился ему голос певца-любителя. Но, конечно, не эта коротенькая встреча сыграла такую важную роль в жиз­ни Коненкова. Тем более, что почетный гость вряд ли обратил внимание на юного гимназиста. Гораздо большее значение имело для молодого человека знакомство с твор­чеством прославленного земляка. В доме сестры Микешина, которая жила на Юр-горе, хранилось много рисун­ков и картин художника. Коненкову довелось бывать в этом доме, видеть микешинские работы, слышать рас­сказы о том, как работал Михаил Осипович над памят­никами, каким прекрасным иллюстратором он был. Мно­гое узнал Сергей Коненков и об общественной деятель­ности Микешина. Его поразили выполненные с большой фантазией и мастерством иллюстрации к любимому им Гоголю. С волнением слушал он рассказ о том, как смело отстаивал свои взгляды Микешин перед высочайшим за­казчиком и как отстоял он изображение Гоголя на па­мятнике «Тысячелетию России». Узнал он и о дружбе Микешина с Тарасом Шевченко, видел картину «Шев­ченко с бандурой» и иллюстрации к «Кобзарю», над ко­торыми Микешин трудился много лет. И, конечно, юный гимназист не мог не подпасть под обаяние такой яркой личности, так что в том, что он впоследствии выбрал для себя путь художника, влияние Микешина переоценить трудно. Сам он достаточно красноречиво сказал об этом в уже упомянутом интервью: «Не будь Микешина, и меня, может быть, не было бы».
И еще одно рославльское знакомство оказалось чрез­вычайно важным для Коненкова — Николай Александ­рович Полозов. Местный мудрец и либерал, он с большой симпатией отнесся к гимназисту Коненкову, много бесе­довал с ним, ценя тягу к знаниям и искусству, которые видел у этого незаурядного крестьянского паренька.
Дружил Коненков и с одним из сыновей Полозова — Дмитрием, который также имел склонность к рисованию, и в 1890 г. поступил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества по классу живописи. Туда же через год поехал учиться и Коненков. Дмитрий Полозов помог ему подготовиться к вступительным экзаменам, так как ему уже знакомы были требования, предъявляемые к абитуриентам. Лето перед поступлением Коненкова в училище Полозов со своим товарищем по училищу Гри­горием Ермолаевым провели в гостях у Коненкова в Ка-раковичах, помогали Сергею готовиться к экзаменам. Все лето Коненков добросовестно работал над гипсовым бю­стом Шиллера, а друзья показывали ему эффектные тех­нические приемы и исправляли неточности в рисунке. С этого лета началась дружба Коненкова с Григорием Ермолаевым. Позднее в стенах училища они с Петром Кончаловским составляли неразлучную «троицу». Вместе потом поехали доучиваться в Петербург в Академию ху­дожеств.
В Петербурге, кстати, Коненков поддерживал еще од­но рославльское знакомство. В годы его учебы в Академии рославльское землячество в столице группировалось во­круг старшей дочери Н. А. Полозова — Ольги (в замуже­стве Колпинской). В ее доме часто собиралась револю­ционно настроенная молодежь, кипели вечные дискуссии, вместе читали и изучали «Капитал», обсуждали полити­ческие события. Здесь у Колпинских Коненков познакомил­ся и подружился с Горьким, и дружба эта продолжалась долгие годы, подарив нам такие коненковские шедевры, как портрет Горького, прекрасный портрет Н. Пешковой, а также удостоенные Государственной премии «Марфиньку» и «Ниночку». Но это, собственно говоря, уже другая история. Рославль Коненков покинул в 1892 году, и даль­ше начинается период, который достаточно полно осве­щен в литературе, поэтому в статье упомянуты только самые важные вехи жизни и творчества нашего прослав­ленного земляка.
В 1892 году Сергей Коненков становится студентом самого демократического художественного заведения России — училища живописи, ваяния и зодчества. Его учителями были скульпторы реалистического направле­ния С. Волнухин и С. Иванов. Учился Коненков с увле­чением, а трудолюбие всегда было самой характерной его чертой. Кроме скульптурного отделения, художник посе­щал общеобразовательное, где читались лекции по рус­ской истории и истории искусства, а также проводились занятия по анатомии на медицинском факультете университета. Неотъемлемой частью его жизни в это время становится театр, к которому он пристрастился еще в Рославле, и музыка, к которой у него были незаурядные способности.
Дипломной работой Сергея Коненкова в училище ста­ла скульптура «Камнебоец». Своего героя Коненков на­шел во время приезда на каникулы на родину. Здесь на ремонте Московско—Варшавского шоссе он встретил рабочего, дробильщика камней Ивана Куприна. Удивительны в этом несломленном тяжким трудом народном фи­лософе были мудрость и гордое достоинство. В разго­ворах с ним и созрела у Коненкова мысль показать человека труда в состоянии глубокого раздумья. Произ­ведению этому суждено было стать этапным в развитии русской скульптуры. В конце 90-х гг. прошлого века это было одно из лучших воплощений рабочего человека в* искусстве. Работа эта заслужила единодушное одобрение и была удостоена большой серебряной медали, что озна­чало одновременно и окончание училища.
Однако 25-летнему скульптору, получившему диплом об окончании училища, казалось, что ему еще многому необходимо учиться. В 1899 г. он становится студентом Петербургской Академии художеств. Годы его учебы в Петербурге совпали со временем предреволюционных вол­нений и роста рабочего движения. Отражением настрое­ний демократических слоев населения стала дипломная работа Коненкова — статуя «Самсон», которая показа­лась настолько опасной академическим властям, что они поспешили ее уничтожить.
Окончив Академию, Сергей Тимофеевич возвратился в Москву, где очень скоро его произведения занимают заметное место на выставках Союза русских художников и Московского товарищества художников. Среди его ра­бот особой известностью пользуются «Нике», «Лада», портреты Баха, Паганини, Чехова, Кривополеновой, а также деревянные скульптуры — Старичок-полевичок, Стрибог, Свистушкин и другие.
Революцию Коненков встретил уже зрелым и извест­ным художником. Он принял самое непосредственное участие в осуществлении плана монументальной пропа­ганды, возглавив в 1918 году только что возникший Союз скульпторов. В канун первой годовщины революции на Кремлевской стене была открыта мемориальная доска работы Коненкова, посвященная памяти погибших в революционных боях, а в мае 1919 года на Красной пло­щади был установлен коненковский памятник Степану Разину с ватагою.
В 1923 г. С. Т. Коненков с выставкой советского изоб­разительного искусства уехал в Америку. Работы его име­ли большой успех, художник получил много заказов, и, сняв в уТью-Иорке мастерскую, приступил к работе, ко­торую рассматривал как временную. Но и живя за ру­бежом, Коненков не переставал быть глубоко русским художником и считал своим долгом создавать портреты видных ученых, артистов и других деятелей русской на­циональной культуры. Наивысшими достижениями его творчества этого периода стали изображения Ф. Шаля­пина, Н. Плевицкой, И. Павлова, А. Горького, С. Рахма­нинова.
В конце 1945 г. 72-летний скульптор вернулся в Мос­кву. Встреча с родной землей принесла ему новый твор­ческий взлет. Несмотря на возраст, он много и успешно работает, как в области портрета, так и в области мону­ментальной скульптуры. Часто старый мастер посещал родную Смоленщину, находя здесь образы своих новых героев — «Колхозницу», старейшего жителя села Кара-ковичи, знакомого с детских лет И. Зуева и колхозного бригадира С. Алексеева, в которых, по его собственным словам, хотелось показать людей, ставших хозяевами своей судьбы.
Особое место в творчестве Коненкова занимает «Ав­топортрет». Коненков создал в нем обобщенный образ человека — творца и труженика, чья жизнь целиком была отдана искусству. Как он сам писал в книге «Мой век», он хотел в этой работе выразить свое отношение к труду в искусстве, свое устремление в будущее. В 1957 г. эта работа Сергея Тимофеевича была удостоена Ленинской премии.
Большое место в творчестве Коненкова продолжало занимать создание портретов деятелей русской культуры и искусства. Лучшими из работ этого плана являются портреты М. Мусоргского, Л. Толстого, В. Маяковского.
Творческой работы Сергей Тимофеевич не прекращал до самой глубокой старости, и всегда был полон творче­ских планов, интересных задумок. Умер он в 1971 году на 98-м году жизни.
Когда-то очень давно, в 1898 году, когда Коненков за­кончил свою работу «Камнебоец», он встал перед проблемой, где взять деньги на отливку статуи в гипс. Ему на помощь пришел старый друг Н. А. Полозов. Он прислал ему не­обходимую сумму, сопроводив деньги запиской, заканчивающейся такими словами: «Не забывай нас, когда бу­дешь велик». До последних лет помнил Коненков'наказ земляков, а записка эта до самой смерти сохранялась в его архиве, как одна из самых дорогих реликвий- Да и сам он время от времени испытывал острую необходи­мость снова вернуться на землю своей юности. Несколько раз, начиная с 1947 года, он был гостем Рослав^я, посе­щал и родную деревню. И может быть, именно в этой верности родной земле и заключалась главная причина завидного творческого долголетия нашего знаменитого земляка.

Статья напечатана в книге "Рославль", изданной в 1997 году.