Краткие биографические сведения о Рославльских пустынниках

Поселения рославльских пустынников были в определенном месте, и не только среди окружающего населения, но даже и в официальных документах они назывались «пустынями». Тем не менее мало сохрани­лось точных и подробных сведений о живших здесь пустынниках и именах всех их. Объясняется это тем, что «пустыни» не числились в ведении епархиального начальства и отшельники не были приписаны ни к каким монастырям, так что в официальных документах о них толь­ко случайные упоминания по поводу, например, «истребления» той или иной пустыни полицейскими мерами. Что касается народной памяти, то она сохранила немногие имена, и притом только имена, без всяких подробностей о жизни пустынников. Имена эти записаны в поминаль­ницы местных крестьян, предки которых знавали пустынников и рас­сказывали о них своим потомкам. Эти рассказы, к сожалению, уже позабыты новым поколением, выросшим после 1861 года, под новы­ми влияниями и в новой обстановке, оторванной от прошлого.
В помещичьих усадьбах, уцелевших после освобождения, также не сохранилось сведений об отшельниках. Потомки покровителей пус­тынников не дорожили письмами и бумагами своих отцов - явление общее на Руси, где целые фамильные архивы сжигаются или идут на оклейку стен. Остаются случайные сведения о жизни пустынников, которые разбросаны по разным сочинениям. Таковы, например, изда­ния Оптиной пустыни: «Жизнеописание настоятеля Оптиной пустыни архимандрита Моисея» (М. 1862); «Жизнеописание настоятеля Мало- ярославецкого монастыря игумена Антония» (М. 1870); «Описание Козельской Оптиной пустыни» Льва Кавелина (1847); «Описание Брян­ского Свенского монастыря» архимандрита Иерофея (1866); «Житие
Молдавского старца Паисия Величковского» (М. 1847); старцев - Ни­киты («Странник», 1865, август), Зосимы («Воскресный день», 1893, №40-48); статья «Последние русские православные пустынножители» Льва Кавелина (архимандрита Леонида в «Домашней беседе», 1862, Вып. 20-23); статья Климента Зедергольма «О пустынножительстве в Рославльских лесах» (в приложении к жизнеописанию архимандрита Моисея); «Русские подвижники XIX века» (приложение к «Русскому паломнику»). Из официальных источников отметим два «дела» архива Смоленской Духовной Консистории: 1798 г. №25/174 «Об истребле­нии в Рославльском уезде пустыни Кулешовой, ибо в ней проживают под видом монахов бродяги», на 42 листах, и 1894 года №39/222 «О называющем себя монахом Арсением, проживающем Ельнинского уезда около деревни Остров».
Особенно ценны сведения, собранные на месте подвигов пустын­ников и занесенные в «Летопись села Якимовичи» священником Пав­лом Белавенцевым, года два тому назад умершим. Отец Павел кроме Смоленской семинарии окончил еще Петербургское земледельческое училище. Будучи священником в селе Будаеве, занимался по указу Консистории собиранием этнографических сведений для географического общества, от которого в 1858, 59 и 60-м годах получил «благо­дарность». В 1863 году он, по распоряжению епископа Антония, пере­веден был в Екимовичи, специально, как мне передавали, для собира­ния сведений о рославльских пустынниках, о которых известно преос­вященному. Отец Павел застал в живых последнего пустынножителя, отца Дорофея, коротко знавшего обстоятельства жизни пустынножите­лей конца XVIII и начала XIX века. Застал он и некоторых помещиков, сохранивших воспоминания о своих предках и покровительстве, кото­рое они оказывали пустынникам. Таковы - Броневские, Палицына, Ду­рова и другие. Кроме того, отец Павел, как видно из его во всех отно­шениях образцовой летописи, пользовался «Делом Рославльского Зем­ского Суда 1825 г. №3579» о рославльских пустынножителях - Афана­сии, Дорофее и других, взятых по навету в Рославльский острог, и рассказами екимовичских старожилов.
Сопоставляя все данные из этих источников с рассказами местных жителей, можно составить хотя бы краткую биографию Рославльских пустынников. Нельзя, конечно, считать эти данные полными, так как о некоторых пустынниках сохранились весьма немногие сведения, о других ничего не известно, кроме их имен; о большинстве же даже имен их не сохранилось.
Начало пустынножительства в Рославльских лесах отец Павел вме­сте с архимандритом Леонидом (Кавелиным) относит к самым древ­ним временам и выводит из этих лесов святых Аркадия Вяземского и Герасима Болдинского. Действительно, из жития преподобного Арка­дия (XI век) известно, что он, «ни во что же вменив красоту мирскую, проводил дивное житие в безмолвии мнозе». А преподобный Герасим Болдинский (XVI век) из Дорогобужской пуст ыни удалился в леса Жизд- ринские, соседние с Рославльскими, и здесь, на реке Жиздринь, в лесу основал Введенскую обитель.
В начале XVII века пустынножительство, несомненно, существова­ло в Рославльских лесах, хотя имен пустынножителей того времени не сохранилось. Известно только, что в соседних с Рославльскими Брян­ских лесах в это время жили пустынники - инок Серапион (1717-1721), Федор Синаксарский (около 1747 г.), иеромонах Площанский Иосиф (ок. 1730-х годов) и другие. Под именем Брянских лесов в XVIII веке известны были и Рославльские леса, так как южная часть Рославль- ского уезда до 1778 года относилась именно к Брянскому уезду, Ор­ловской губернии, и только в этом году причислена была к Смолен­ской епархии. Притом же из жизни рославльских пустынников извест­но, что они, будучи выходцами из монастырей Орловской и Курской епархии, переходили из одной пустыни в другую, из Брянских лесов переселялись в Рославльские и обратно. Нет ничего удивительного, что и упомянутые иною! проживали в Рославльских пустынях. Не считая их, мы приведем здесь биографические сведения лишь о тех пустынниках, о которых достоверно известно, что они жили в Рославльских лесах, главным образом в пустыни Кулешова Буда. Таких лиц за вторую поло­
вину XVIII века и первую XIX насчитывается до 40 человек, а именно:                                
1). Монах Варнава из военных; сначала с учеником своим Иллари-                                
оном жил в лесу, близ села Боцкина, Брянского уезда, в имении                                            
г. М. И. Похвиснева. После 1775 года, тяготясь наплывом к соседним                                  
отшельникам народа, он переселился за 100 верст от Боцкина и, веро-                                 
ятно, в Рославльские леса. По крайней мере в консисторском деле                                        
1798 года о монахе Иосифе говорится, что этот монах пострижен был                                 
восьмидесятых или девяностых годах) в пустыни Кулешова Буда, в
часовне, неким Варнавой, называвшим себя Площанской пустыни иеро-                             
монахом. В жизнеописании игумена Антония Путилова и в летописи отца Павла Варнава положительно упоминается в числе пустынножите­лей Рославльских лесов. Впоследствии отец Варнава возвратился в свою келью возле села Боцкина. В одну ночь на его келью напали разбойники и избили отшельника так, что он через 10 дней от ран скон­чался. Могила его ныне запахана, но по временам священник села Боц­кина служит на ней панихиды. Иконы из кельи Варнавы украшают теперь притвор Боцкинской церкви.

   Илларион, ученик Варнавы, после смерти своего учителя пере­селился в село Богданово, Рославльского уезда, на реке Десне, и жил сначала в лесу, а потом под кровом благочестивого крестьянина Купреенкова. Вследствие притеснений со стороны Богдановского поме­щика он переправился на другой берег Десны, село Заболотье, Ель­нинского уезда, и некоторое время жил в 4-х верстах от села в Крутиц­ком лесу, возле деревни Крутицы. Наконец, по убеждению своего ду­ховника, Заболоцкого священника, отца Луки, приютился в его доме, где и умер около 1821 года. На могиле его и теперь стоит голубец, к которому приходят крестьяне помянуть покойного старца молитвой.

  Иосиф, ученик Варнавы, в миру Иван Исакиев, сын дьякона села Хмелиты, Вяземского уезда. По смерти отца года три жил в качестве пономаря при Вяземском Предгеченском монастыре. Отсюда «по негодованию его от монастырской братии самопроизвольно» отлучился в пустынь Кулешова Буда, в которой иеромонахом Варнавой постри­жен в часовне по надлежащему монашескому образу и назван Иоси­фом. Через год пошел отсюда без письменного вида в Смоленскую обитель для поклонения святыням, где пробыл один год с разрешения архимандрита Иеронима. По вступлении на его место архимандрита Герасима был оттуда выслан и прожил год в Киево-Михайловском монастыре, откуда возвратился в Кулешову Буду, в пустынь. Когда в феврале 1798 года разнесся слух о предстоящем «истреблении пусты­ни, братия ее, в количестве человек десяти, разбежалась», Иосиф на­правился из пустыни в Соловецкий монастырь, чтобы поступить туда в число братии. Но перед Новгородом его арестовали за бесписьмен­ность и отвели в нижний земский суд в Новгород. Дальнейшая судьба его неизвестна.

Схимонах Афанасий Афонский, из сенатских секретарей (мир­ское имя его - Андрей Николаевич). Оставив мир, он странствовал в Афонской горе и в Молдавии, долго жил в обители старца Паисия, от которого поручен был в назидание старцу Софронию, преемнику отца Паисия по настоятельству в Нямецкой пустыни. По просьбе митропо­лита Петербургского Гавриила старец Паисий послал Афанасия в Пе­тербург с книгой «Добротолюбие» в греческом подлиннике и в сво­ем переводе ее на славяно-русский язык. Перевод этот, по поруче­нию Гавриила, был рассматриваем знающими греческий язык учите­лями Александро-Невской академии в 1791 и 92 годах. В затрудни­тельных случаях, когда нужно было сделать какое-либо выражение или оборот более ясным и общепринятым, митрополит советовал уче­ным переводчикам обращаться к опытным старцам, в том числе и к старцу Афанасию. «Они, - говорил митрополит, - хотя и не знают гре­ческого языка так, как вы, но лучше вас знают из опыта духовные истины, непостигаемые одним только книжным учением, и потому правильнее вас могут понимать смысл наставлений, содержащихся в этой книге». «Добротолюбие» было издано в 1793 году. Вероятно, после этого Афанасий поселился в Рославльских лесах. В летописи отца Льва он упоминается здесь наряду с другими пустынножителя­ми. В 1805 году видим отца Афанасия уже в Свенском монастыре. Здесь он получил от старца Софрония «Житие» и некоторые писания старца Паисия, которые в 1847 году были изданы в Москве при со­действии Шевырева. Скончался отец Афанасий в Свенском монасты­ре в 1811 году.

Иеродиакон Анастасий, ученик знаменитого старца Василия Киш- кина. Старец Василий долго жил на Афонской горе и в Молдавии и сам был учеником отца Паисия Величковского. Впоследствии он был стро­ителем Белобережской пустыни и окончил дни свои в Площанской пус­тыни в 1831 году. Он был духовный старец, отличавшийся целомудри­ем, смирением, терпением и любовью к оскорблявшим его. Иеродиа­кон Анастасий был из первых его учеников и замечательный подвиж­ник. Он жил сначала в Свенском монастыре, а потом в Рославльской пустыни, где и скончался. В летописи отца Павла упоминается о его могиле, но не указано определенное место ее.

Иеродиакон и схимонах Мелхиседек, постриженик Белобереж­ской пустыни. Он скитался из одной пустыни в другую, жил некоторое время и в Рославльских лесах. Скончался он в 1840 году в Жиздринских лесах, в 12 верстах от села Мокрого, в имении С. И. Мальцева.

Могила его находится в лесу, недалеко от границы Смоленской губернии и от Белокопытецкого женского монастыря.

Арсений Старший, пустынник. По словам отца Моисея, он то трудился в послушаниях в Свенской обители, то удалялся на безмол­вие в Рославльские леса. В 1808 году отец Моисей видел его в Свен­ском монастыре среди других подвижников, собиравшихся здесь под покровительством казначея отца Серафима, мужа духовной жизни. Скончался Арсений в 1822 году, в двух верстах от села Рековичи, Брян­ского уезда, близ урочища Монахи, в имении князей Мещерских.

  Адриан, в схиме Алексий, Площанский иеромонах, в 1775 году поселился в Брянских лесах с двумя послушниками, где и подвизался восемь лет. Когда соседние жители стали рубить лес, Адриан перешел в Боцкинский лес и поселился верстах в 10-ти от кельи вышеупомяну­того Варнавы (1783 г.). К отцу Адриану шли многие миряне и монахи ради пользы душевной, и он принимал их душевно, позволяя жить у себя иногда по неделе. Варнава, обеспокоенный нарушением его без­молвия, ушел в Рославльские леса, откуда вернувшись, вскоре умер от побоев разбойников. После его смерти отец Адриан со своими уче­никами переселился также в Рославльские леса, где благотворители- помещики приняли их с усердием и поставили для них кельи. По пред­положениям, келья отца Адриана находилась в дремучем лесу, в даче господ Броневских Екимовичского прихода, на северном конце «мо­нашеского рва», недалеко от кельи монаха Никиты. Пребывание здесь пустынников было, однако, не долго. Многие помещики избрали отца Адриана своим духовником. Местные священники, думая, что отец Адриан получает за исповедь много денег, обратились с доносом спер­ва к светскому начальству, а потом к Смоленскому епископу Парфению. Преосвященный вызвал к себе старца и, допросив его, дозволил ему жить в Смоленской епархии только под условием формального поступления в епархиальное ведомство. Старец опасался, что его при­нудят жить в каком-нибудь монастыре, где всегда ощущался недоста­ток в монахах (явление общее на Руси после отобрания церковных имений). Поэтому он перешел в Петербургскую епархию, под покро­вительство монахолюбивого митрополита Гавриила, по благословению которого поселился со своими учениками в Коневской обители. После десятилетнего управления ею, способствовавшего внешнему и внут­реннему ее процветанию, отец Адриан сложил с себя начальство и в 1800 году перешел в Московский Симонов монастырь, где еще в 1772 году он положил начало, т. е. был пострижен в монахи и посвя­щен в иеромонахи. Здесь вскоре он принял схиму и скончался в 1812 году.

 Иона, ученик Адриана, полагал начало в Площанской пустыни вместе с отцом Адрианом, с которым сблизился там и навсегда остался его другом, сподвижником и верным учеником. Он всюду следовал за своим учителем, куда он ни переходил, так что совместная жизнь их, начавшаяся в Площанской пустыни, продолжалась в Брянских и Рославльских лесах и Коневской обители и окончилась в Московском Симоновом монастыре. Здесь отец Иона в сане иеромонаха принял схиму и скончался в 1821 году. Погребен рядом со своим старцем.

Василиск, из крестьян Тверской губернии, сначала подвизался с другими отшельниками в лесах Тамбовской губернии, близ Темниковской обители. Потом жил с отцом Адрианом в Брянских и Рос­лавльских лесах около 10 лет. По переходе же отца Адриана в Конев- скую обитель (около 1797 года) он три года жил в Монашеском рву в одиночестве. Соседние отшельники любили и уважали его. По време­нам он посещал их, гостя у дальних отшельников по месяцу. Под празд­ники к нему собирались ближние иноки и вместе совершали всенощ­ное бдение, а в самый праздник весь день проводили за учением и дружелюбной беседой. Хозяин один должен был заботиться о скром­ном угощении собратий. В 1790 году Василиск, по благословению отца Адриана, отправился из Рославльской пустыни в Коневский скит, и все пустынножители провожали его с глубокой скорбью и слезами. В 1800 году Василиск, с благословения отца Адриана, отправился в Си­бирские пределы и здесь подвизался 24 года. Он умер в глубокой ста­рости 29 декабря 1824 года и погребен в Туринском Николаевском монастыре.

Архимандрит Геннадий, бывший настоятель Псковской Никанровой пустыни. По Высочайшему повелению он был определен на жительство в Белобережскую пустынь; но, имея духовное общение с рославльскими пустынножителями и особенно питая великую любовь и веру к старцу Василиску, он с келейным учеником своим Авраамием 26 февраля 1814 года удалился из Белых Берегов на пустынножитель­ство к рославльским пустынникам, о которых издавна знал, будучи сам брянским уроженцем (из духовного звания). Дорого обошлось отцу Геннадию это стремление к высшей духовной жизни. Власти Бе- лобережской пустыни донесли Орловскому епархиальному начальству, что «архимандрит Геннадий бежал из пустыни с имуществом, желая явиться в Святейший Синод лично» и проч. А преосвященный Доси- фей, епископ Орловский, донес Св. Синоду, что архимандрит Генна­дий, живя в Белобережской пустыни, приводит в расстройство бра­тию, давая им советы и наставления к неповиновению настоятелю, не ходить в церковь, монстырского послушания не исправляет и занима­ется письмами к разным лицам. Прожив в Екимовичской пустыни де­вять лет, архимандрит Геннадий смиренно явился в Орловскую кон­систорию, изъявил раскаяние в своей отлучке и обещал проводить жизнь во всяком послушании и отсечении своей воли до самого конца жизни. После этого он был переведен на жительство в Площанскую пустынь, но и там не нашел себе покоя. Епископ Орловский Гавриил донес в 1823 году Св. Синоду, что «архимандрита Геннадия невозможно держать в монастырях Орловской епархии», и просил Синод перевести его в другую епархию. Св. Синодом было предписано «поместить отца Геннадия в какой-нибудь монастырь, не требуя его, архимандрита, со­гласия». Вследствие этого отец Геннадий был определен в Свенский монастырь, а о поведении его велено доносить ежемесячно для пред­ставления Св. Синоду. В Свенской обители страдалец Геннадий принят был дружелюбно настоятелем, игуменом Амвросием. Ежемесячные донесения о нем от настоятеля епархиальному начальству были посто­янно одобрительные, и труженик отдохнул здесь душой и телом после стольких треволнений, всегда вспоминая о Рославльской пустыни, о безмолвной жизни пустынников и глубоко сожалея о постигшем в этот год гонении и преследовании всех рославльских пустынножителей. Он умер 7 февраля 1826 года, на 61 году жизни. Погребен в Свенской обители. Отцу архимандриту Геннадию принадлежит заслуга освяще­ния и увековечения места подвигов рославльских пустынников уст­ройством в пустыни храма, вокруг которого образовался Екимовичский приход. Он внушил помещику Ст. Фомичу Повало-Швыйковскому устроить храм за 11 верст от его дома, возле Монашеского рва. Постройка начата была в 1815-16 годах без всяких средств. В 1817 году Швыйковский умер, завещав своему душеприказчику Гильдельшанцу продолжать пстройку. Несмотря на происки дальних родственников Швыйковского, храм, при содействии и советах отца Геннадия, был окончен Гильделынанцем, и в 1823 году открыт Екимо- вичский приход. Об участии в этом деле отца Геннадия сообщил отцу Павлу Белавенцеву наследник Гильделынанца помещик Екимовичско- го прихода Степан Васильевич Воскресенский.

Старец Авраамий, келейньш ученик архимандрита Геннадия. О нем известно только, что он, как доносили начальству Белобережские власти, «бежал в Екимовичскую пустыню с архимандритом Геннади­ем 26 февраля 1814 года». После возвращения отца Геннадия в Белые Берега отец Авраамий не покинул своего пустынного приюта и пребы­вал в Екимовичских лесах до 1824 года, когда вместе с другими пус­тынножителями был взят Рославльским земским судом под стражу и, пробыв в тюрьме целый год, выпущен на свободу. О жизни отца Авра- амия в пустыни известно по преданию, что когда он встречался где- либо с женским полом, то всегда падал ниц на землю. Своей строгой жизнью он приводил в удивление сожительствовавшую с ним братию, а за свои вдохновения и утешительные беседы с народом получил про­звание «уст Божиих». «Каков был учитель, отец Геннадий, таков был и ученик его, старец Авраамий», - замечает автор описания Свенской обители. Имя старца Авраамия встречается в поминальницах крестьян Даниловичского и Екимовичского приходов. Это дает основание пред­полагать, что старец Авраамий Екимовичских лесов и схимонах Авра­амий Жиздринских лесов - одна и та же личность. Последний имел большое значение в устройстве Белокопытецкого монастыря, находя­щегося в 10 верстах от Даниловичского прихода. Основательница это­го монастыря, вдова подполковника Александра Евгеньевна Белоко- пытова, была дочерью Вяземского помещика Якушкина и воспитыва­лась в доме своего дяди Богдана Михайловича Лыкошкина, в селе Ахтырки, Вельского уезда. Выйдя в 1836 году замуж за 60-летнего Мосальского помещика Белокопытова, она через 5 лет овдовела. В это время в 7 верстах от ее сельца Петропавловского жил в лесу пустын­ник, схимонах Авраамий, столетний старец, уважаемый народом. Алек­сандра Евгеньевна также веровала в праведность этого старца и обра­щалась к нему за советами. Однажды, будучи в ее доме, старец неожи­данно указал в зале место, «где будет алтарь, где клиросы» церкви того монастыря, который устроит хозяйка. Слова его исполнились. Сначала в усадьбе Белокопытовой, под руководством отца Авраамия, основа­лась община (1868 год), превращенная в 1892 году в монастырь. Мо­настырь этот славится не столько богатством, завещанным ему осно­вательницей (+ 1883 г.), сколько трудовой и просветительной деятель­ностью иноков и священной памятью схимонаха Авраамия и духовни­ка обители отца Андрея (ныне умершего).
13). Зосима, в миру Захарий Васильевич Верховский, ученик Адри­ана. Он родился в 1767 году в Смоленской губернии. Отец его, дворя­нин Василий Данилович Верховский, был одно время Смоленским вое­водой (вероятно, городским головой), а мать, Анна Ивановна, проис­ходила из богатого дома дворян Моневских. Захария был их младшим сыном и с детства отличался кротостью, любовью к родителям и ближ­ним, усердием к изучению Закона Божия. В юношеском возрасте он поступил в полк, но, по смерти родителей, решился навсегда покинуть мир и 19 лет от роду удалился в Рославльские леса, предварительно раздав свое имущество родным и беднякам. Это было в 1786 году. Сначала Захария проживал у отца Адриана, а по переселении его на Коневец -у отца Василиска. Привыкнув к своему учителю, отцу Адри­ану, он вскоре оставил Рославльскую пустынь и перешел в Коневец- кую обитель. Сюда же в 1790 году прибыл и Василиск, с которым За­хария сдружился навсегда. С благословения Адриана Василиск и За­хария построили себе в отдалении от обители две кельи и здесь подви­зались в уединении, причем Захария, как младший, находился под ру­ководством своего старшего друга, Василиска. По удалении с Коневца Адриана Василиск и Захария, уже постриженный здесь под именем Зосимы, пытались трижды пробраться через границу на Афон, но вся­кий раз неудачно. Тогда, по совету Адриана, они отправились в Си­бирь, ища безмолвия и уединения, которое и нашли в пустыни возле города Кузнецка (1799 г.). Целых 20 лет подвизались они здесь, и сла­ва об их жизни распространилась не только по Сибири, но и в Европей­ской России. В 1822 году Зосима получил упраздненный в 1764 году Туринский монастырь для устройства в нем женского иноческого об­щежития. По этому делу Зосима, с благословения Тобольского епис­копа Амвросия, отправился в Петербург и здесь с любовью и уважени­ем был принят членом Синода, архиепископом Московским Филаре­том, министром просвещения Голицыным, обер-прокурором Св. Си­нода Мещерским и другими влиятельными лицами, много способство­вавшими успеху его дела. На возвратном пути он взял из Смоленской губернии своих родных племянниц Варвару (20 лет) и Матрону (17 лет) и в Москве тайно постриг их в монахини, надеясь устроить через них свою общину. Но возникший раздор между сестрами общины и по­следовавшая вскоре смерть Василиска побудили его удалиться из Си­бири в Москву. В 60 верстах от Москвы он основал девичью Одигит- риевскую общину (в Верейском уезде), где скончался в глубокой ста­рости 24 октября 1833 года.
14). Никита, уроженец города Орла. С детства он любил странство­вать по святым местам; юношей же удалился из родительского дома и поселился в 2 верстах от Белобережской пустыни, на полверсты влево от дороги в Карачев. На пригорке стояла его келья, а у подошвы был им вырыт колодец, сохранившийся и поныне. Питался он хлебом, ко­торый проходившие мимо богомольцы клали ему в корзину, повешен­ную на придорожном дереве. Лес был глухой, и нередко звери броди­ли вокруг кельи пустынника. Комары кусали его тело до крови, причи­няя страшные мучения. Но Никита все терпел безропотно. Составитель его жития говорил, что от Бога был ему дан дар слез и он всегда пла­кал о своих грехах и чужих. Однажды в марте его постигла болезнь, заставившая его лежать без движенья. Никита, лежа на одре и услы­шав благовест к всенощной, попробовал пропеть тропарь праздника, но, от слабости и потери голоса, не мог. Горькими слезами залился старец, сокрушаясь, что не может достойно встретить праздник. И вот, вдруг, келья его озарилась светом, и Никита увидел перед собой Бого­матерь, окруженную ангелами. Богоматерь благословила старца, и в неземном восторге он слабым голосом запел тропарь Благовещению. Ангелы присоединились к его пению, и скромная келья огласилась хва­лебной песнью небожителей. Исчезло видение, но Никита долго нахо­дился под его впечатлением. Вскоре он выздоровел и пошел в Белобе- режскую пустынь. Возвратясь оттуда, он увидел на месте своей кельи один пепел: какой-то злой человек сжег ее в отсутствие старца. Отец Никита сел на пригорке и горько заплакал. Потом он переселился в обитель и со смирением исполнял здесь все работы, служа всем бра- тиям, не жалея сил. Однажды во время молитвы в церкви он упал на пол от истощения. Прослышав о рославльских пустынниках, он пере­селился к ним и жил здесь в келье на южной стороне Монашеского рва, возле села Екимовичи, в лесу Александры Афанасьевны Бронев- ской, усердной покровительницы пустынножителей, которые в боль­шом числе жили на ее земле (она умерла в 1853 году, имея более 80 лет от роду). Здесь Никита прожил около 10 лет и снова перешел в Белобе- режскую обитель. Но перед смертью, в 1792 году, он захотел вернуть­ся в свою пустыньку. По его просьбе один из Рославльских отшельни­ков, старец Досифей, нанял крестьянскую лошадь и по первозимью 1792 года приехал к Никите в Белые Берега, где нашел Никиту тяжело больным. Досифей просил его обождать до лета, но старец стремился в свою пустынь. Получив благословение настоятеля Иринарха, Доси­фей уложил Никиту на дровни, прикрыл его рогожей и соломой и по­вез больного за 200 верст, в Рославльские леса. Здесь Никита прожил не более полгода и умер 29 марта 1793 года. Омыв его тело, Досифей положил его в пчелиный улей, призвал священника из села Луги и соседних пустынников, живших у реки Болдачевки, и похоронил его во рву, возле его кельи. Так как во рву всегда стояла вода, то Досифей через 7 лет по какому-то откровению откопал гроб Никиты, чтобы пе­ренести его повыше. Гроб оказался цел, а тело и одежда Никиты не­тленны, только липовый ходачек на одной ноге, сплетенный не самим старцем, а его учеником, превратился в прах. При открытии был свя­щенник села Луги, отец Иоанн, и ближайшие пустынники. Один из последних, по имени Арсений, хотел поменяться с Никитой четками, но, несмотря на все усилия, не мог их вынуть из руки старца. Отца Никиту из улья переложили в новый гроб и, отслужив панихиду, по­гребли на полугоре, на северной окраине рва. При погребении был больной монах, страдавший желудком; он выпил из гроба воды и ис­целился. Лет через 15 (после кончины) отца Никиту снова открывали и нашли тело его нетленным. На могиле его лежали два камня, один очень большой. Недавно здесь устроена часовня. Пустынники приходили сюда на Пасху и пели на могиле пасхальный канон. Старец же Досифей до конца жизни чтил память отца Никиты и всегда поминал его на Пасху.
15). Иаков, упоминаемый, по свидетельству отца Климента Зедер- гольма, в числе знаменитых отшельников рославльских вместе с от­цом Никитой. От рославльских старожилов сохранилась память о том, что он быт болящим и что ему однажды явилась Царица Небесная. Но кто он был и когда подвизался, неизвестно. В деле 1798 года «Об ис­треблении пустыни Кулешовой Буды» нам встретилось указание на Иакова. Быть может, это одно лицо с болящим. Допрошенный в конси­стории священник села Троянова Слобода, И. Ставровский, 12 авгус­та 1798 года показал, что в его приходе есть «деревня Кулешова Буда,

именуется пустыней, потому что в ней проживают монахи, независя­щие от духовного начальства». Один монах называется Иаков из Пло­щанской пустыни, другой же, которого имени он не упомнил, жил воз­ле деревни Чепениц, в другой пустыни, называемой Чепеницкой. Оба в июне месяце куда-то отлучились, оставив в пустыни только двух мона­хов -«искусников» (послушников, проходящих искус), неизвестных по имени. Другой Трояновский священник, И. Тарновский, показал, что «назад тому лет 5 (значит около 1793 года) в доме помещика, рот­мистра Михаила Кулеша, он видел монаха, называющегося Иаковом, а откуда он родом, не знает. Спрашивал упомянутого Кулеша, и тот объя­вил ему, что монах этот отыскивает пустынь, где бы для него было способнее жить, если начальство позволит». Таким образом, Иаков проживал в Кулешовой Буде приблизительно от 1793 года и мог, сле­довательно, быть сподвижником отца Никиты. Другой монах, упоми­наемый священниками, вероятно, Варнава, постриженик которого, мо­нах Иосиф, на допросе показал, что в 1798 году в пустыни Кулешова Буда было братии человек десять. (Дело 1798 года «Об истреблении пустыни»),

Селевкий, бывший гвардейский офицер, исключенный Импе­ратором Павлом за то, что отрезал одной девице косу за ее неверность. Он жил в лесу Броневских, а похоронен в 7 верстах от усадьбы Бро- невских, в лесу г. Безбородко (бывшем). Имя его в настоящее время больше всего встречается в поминальницах крестьян деревни Самозвановки или Ново-Благовещенки, Екимовичского прихода.

  Досифей, друг и ученик отца Никиты, происходил из города Карачева, Орловской губернии, из однодворцев Драгунской слободы. Сначала он жил в Площанской пустыни, где и пострижен был в мона­шество. Поселился в Рославльских лесах еще при отце Адриане (око­ло 1784-85 гг.) и прожил здесь более 40 лет, вместе со старцами Вар­навой, Никитой, Иаковом, Василиском, Зосимой, Адрианом, Афанаси­ем Степановым, Афанасием Афонским, Арсением и другими. Между сожителями своими он отличался особенной простотой и младенче­ским незлобием. Келья его, судя по некоторым данным, находилась на краю Монашеского рва, где была и келья отца Никиты. Несмотря на то, что ему пришлось пострадать от полиции и просидеть три года в остро­ге, он не хотел расставаться со своей пустынью, и когда его сожители, отцы Моисей и Антоний, в 1821 году переселились в Оптинский скит,
он остался на своем месте. В 1825 году, взятый вместе с отцом Афана­сием и другими пустынножителями Рославльским земским судом под стражу, он с послушником своим Дорофеем целый год просидели в Рославльской тюрьме, пока кончилась о них гражданская переписка с Карачевскими присутственными местами. Выпущенный из острога в октябре 1827 года, Досифей прибыл в Оптинский скит, где радостно и честно бьш принят своими бывшими собратьями и настоятелем пусты­ни, отцом Моисеем. Отец Досифей поселился в скиту, где и скончался 22 декабря 1828 года, 75 лет от роду (а по словам отца Павла Белавенцева -150 лет).

За несколько времени до кончины его был такой случай. Помещица Крапивенского уезда, госпожа Воейкова, еще молодая женщина, забо­лела горячкой, и родные собрались у ее постели в ожидании ее кончи­ны. Вдруг она, поговоривши с кем-то тихо, сама встала с постели и спроста: «Где же монах, который приходил сюда?». Пока родные уве­ряли ее, что ей показалось, больная почувствовала все большее облег­чение и рассказала, что виденный ей монах говорил ей следующее: «Что же ты лежишь? Вставай, да поезжай в Оптину пустынь служить молебен, а я на твое место лягу, так Бог велел!» В несколько дней после того больная выздоровела совершенно и тотчас поехала с му­жем в Оптину пустынь. Выйдя из экипажа, они пошли по тропинке, ведущей к скиту. Братия скитская уже спала, один только отец Доси­фей прохаживался за воротами и встретил приезжих. С прямодушным приветствием ввел он их в скит и показал его внутреннее расположе­ние. Госпожа Воейкова была поражена этой встречей: с благоговейной радостью смотрела она на старца и тихо сказала мужу: «Этот монах видом и простотой разительно походит на явившегося мне в болезни». Вскоре после события отец Досифей скончался в твердом уповании своего спасения.
18). Иеросхимонах Афанасий, в миру Александр Степанович, сын дьячка из города Калуги. Когда отец его поступил в приказные, Алек­сандр, имея 25 лет от роду, пожелал принять монашество и поступил в Песношский монастырь. Московской губернии. Отсюда он в числе 12 братий послан был настоятелем Макарием для восстановления пус­тынной Оптиной обители и в 1796 году принял в ней пострижение. В 1802 году он бьш рукоположен в иеромонаха и назначен духовником Оптинской братии. Горя желанием безмолвной жизни, он собрался было на Афон и уже получил увольнение, но вместо Афона оказался, неиз­вестно почему, в Белобережской пустыни. Немного прожил он здесь. Услышав о Рославльских пустынножителях, он тотчас же, не сказав­ши никому, ушел в Рославльские леса. Через четыре года он вернулся в Белые Берега и просил Орловское епархиальное начальство простить его за самовольную отлучку «в Москву» (под этим именем он скрыл свое пустынножительство) и перевести его в Свенский монастырь. Пре­освященный Орловский Досифей приказал: «Определить иеромонаха Афанасия в Свенский монастырь, с запрещением священнослужения, в труды монастырские впредь до усмотрения». Тяжело было рабу Хрис­тову нести крест свой в обители под запрещением. Поэтому, дождав­шись весны, в апреле 1807 года старец опять удалился в Екимович- ские леса и пробыл здесь в уединенном подвижничестве десять лет. В 1816 году отец Афанасий возвратился в Свенскую обитель. По донесе­нии об этом Орловскому епархиальному начальству, указом от 23 но­ября того же года отцу Афанасию дозволено было жить в Свенском монастыре, а настоятелю предписано рапортовать о поведении старца каждые три месяца. Но, вкусив духовной сладости пустынножитель­ства, отец Афанасий уже не мог долго оставаться в обители. 27 июля 1818 года Свенский игумен снова донес преосвященному, что «иеро­монах Афанасий 13 июля из монастыря самовольно отлучился, и куда - неизвестно». На деле оказалось, что отец Афанасий снова удалился в Екимовичские леса и на этот раз прожил здесь восемь с половиной лет. Келья его находилась, как сам он после указывал, на земле поме­щика Григория Григорьевича Ковалева. Это указание, вероятно, отно­сится к последним годам пребывания отца Афанасия в Екимовичских лесах. Раньше же, по словам ученика его, отца Моисея, келья их (по крайней мере, с 1811 по 1821 г.) находилась в даче Броневского, «верс­тах в 5 от сельца Екимовского, на берегу лесной речки Болдачевки, в 1,5 верстах от впадения в нее речки Фроловки». Около 20 лет прожил отец Афанасий в пустыни, руководствуя младших своих собратьев. По отзыву знавших его, это бьш старец простой нравом, но духовно муд­рый по жизни; он пребывал в совершенной беспопечительности обо всем житейском, хранил духовное трезвение и имел дарование «умной молитвы». От всегдашнего молитвенного состояния лицо его было румяно, так что не знавшие его могли подумать, что он употребляет хмельные напитки. В свободное время старец со своими учениками переписывал святоотеческие переводы отца Паисия, которые он при­нес с собой в пустыню, вероятно, еще из Белобережской обители. Все пустынники уважали старца Афанасия. Преосвященный Калужский Филарет (Амфитеатров), услышав о его душевных качествах и духов­ных подвигах, с искренним радушием приглашал его к себе для уст­ройства при Оптиной пустыни скита, предлагал все условия и удобства для безмолвной жизни, соглашаясь на все его желания и даже выра­жал радость быть с ним в духовном общении и собеседовании. Сожи­тели отца Афанасия приняли приглашение епископа и переселились в Оптину. Отец же Афанасий, привыкнув к своей любезной пустыни и, вероятно, опасаясь, что во вновь устроенном Оптинском скиту трудно будет сохранить безмолвие и уединение, остался на своем месте. Это было в 1821 году, недолго после этого продолжалось его безмолвное житие в Рославльских лесах. В 1825 году началось решительное гоне­ние на пустынножителей. Отец Афанасий вместе с другими был взят по указу Рославльского земского суда из лесу прямо в острог. На допро­се в суде он рассказал всю свою биог рафию (изложенную выше), при­бавив. что, «получая от Свенского игумена Амвросия ежегодно биле­ты на свободное проживание, он жил по лесам в разных местах, пре­имущественно же в Рославльском уезде, в имении Г. Ковалева». При этом он предоставил и просроченный паспорт от Свенского монасты­ря. Рославльский земский суд, при отношении от 18 октября 1825 года, препроводил старца в Свенский монастырь, куда он и прибыл (конеч­но, по этапу) в феврале 1826 года. Свое показание суду старец допол­нил здесь другим показанием, в мае 1826 года игумену Амвросию дан­ным, «что у него, Афанасия, вещей никаких не было в пустыне, кроме необходимо нужной одежды и обуви, и что в даче помещика Храпо­вицкого кельи и пребывания не имел».
Игумен Амвросий искренно обрадовался возвращению старца, пус­тынножительству которого он сам содействовал, и с сердечной болью выслушал рассказ о его злоключениях. Но необходимо было донести епархиальному начальству о прибытии отца Афанасия и объяснить его долговременную отлучку, чтобы смягчить наказание несчастного старца. 18 февраля 1826 года отец Амвросий в присутствии старшей братии учинил допрос старцу. Отец Афанасий показал следующее. «В июле месяце 1818 года он, иеромонах Афанасий, отлучился из монастыря скрытым образом в безмолвные леса для единого только уединения,

долговременным пребыванием в коих еще с самого поступления сво­его из мира с намерением принять монашество, приобрел было пользу и утешение душе и сердцу своему; что и по пострижении в монаше­ство всегда и неоспоримо влекло его в оные места. Считая такое вле­чение душеспасительным, он и забыл о том, что такой скрытной отлуч­кой из монастыря навлечет на себя по законам должное воздаяние. На­ходясь в пустынных лесах в продолжение всего времени отлучки из монастыря и по самый день явки в оный, не сделал ничего противоза­конного, о чем свидетельствуюсь Господом Богом и именем Его про­шу у начальства милостивого прощения, в чаянии которого и предаю себя в полную волю властей, с упованием, что начальство, при старос­ти его, иеромонаха Афанасия, лет и слабости уже здоровья, не отринет сопричислить его и паки под кров обители Свенской». Игумен Амвро­сий с братией, донося преосвященному Орловскому Гавриилу о воз­вращении старца в обитель и предоставляя показание его, просили, чтобы архипастырь благословил дозволить отцу Афанасию жить в Свен­ском монастыре «по тому уважению, что старец успокаивал их и успо­каивает своим примером, добрым поведением и старческими душепо­лезными наставлениями».
Преосвященный Гавриил требовал беглеца к себе лично для объяс­нений и, удовлетворившись его старческой исповедью о душеполез­ном странствовании его по лесным пустыням, возвратил его в Свенскую обитель. Здесь отец Афанасий после того прожил неисходно в глубоком смирении около 19 лет и был для многих светильником, вс тьме светящим. Преосвященный разрешил ему священнослужение, но в сознании своего недостоинства, старец священнодействовал не час­то, только ради принятия Святых Тайн во спасение души. Трудился пс силе и в послушании монастырском продавал свечи. Имел чад духов­ных, пользовавшихся его наставлениями. Кротость его была так вели­ка, что походила иногда на нежную наивность. Он переносил все < таким бесстрастным вниманием и незлобием, которых можно достигнуть только истинным сознанием своего ничтожества и равно ангель ским смирением.
19). Моисей, ученик Афанасия, родился в 1782 году в Борисоглеб ске в благочестивой семье московского купца Ивана Григорьевич; Путилова, давшей трех замечательных братьев-игуменов: Исайю Са ровского, Моисея Оптинского и Антония Малоярославецкого. Моисей, в миру Тимофей Иванович Путилов, получил от отца прекрасное воспитание и образование в старорусском духе. В юности он опреде­лен был отцом в приказчики по откупам. Но эта служба тяготила его, заставляя его оплакивать потерю лучшего времени, употребленного на служение Бахусовой синагоге (из письма его к брату Александру). «Право жалко, рассуждал он, что многие люди дешевят своими душа­ми, пропали да просчитали на деньгах души свои. На том свете не подвальных потребуют книг, а совесть раскроют, а те разве на мытар­ствах в насмеяние наше бесы прочитают, сколько было разлито ерофе­ича, водок и наливок». В Москве Тимофей читал духовные книги и вел знакомство с благочестивыми людьми. Там он познакомился со зна­менитой инокиней Ивановского монастыря, Досифеей, в которой со­временники видели таинственную княжну Тараканову, дочь Елизаветы Петровны. Она направила братьев, Тимофея и Иону, к наместнику Но­воспасского монастыря иеромонаху Александру и его другу Филаре­ту, замечательным подвижникам. Под их влиянием братья тайком от отца бросили свою должность и отправились в Саровскую пустынь, где прожили два с половиной года. Отец сильно разгневался на Тимо­фея, но, тяжело заболев, простил приехавшего к нему сына и разре­шил ему идти в монахи, после чего вскоре выздоровел. Из Сарова Тимофей перешел в 1809 году в Свенский монастырь под руковод­ство отца Серафима, ученика знаменитого Афонского старца Василия Кишкина, строителя Белобережской пустыни. Все попытки Тимофея принять здесь иноческий сан разбились о множество формальностей, которыми по закону было обставлено пострижение в монахи. Тогда Тимофей, желая испытать себя, по совету Симоновского иеросхимонаха Алексея (см. выше), отправился к Рославльским пустынникам, о которых много слышал в Свенском монастыре. В 1811 году он прибыл сюда и поселился у старшего из пустынножителей, иеросхимонаха Афанасия (см. выше), под руководством которого 10 лет провел в лес­ной глуши, на берегу речки Болдачевки. По благословению своего стар­ца, Тимофей построил себе малую келью и распоряжался малым хо­зяйством старцев, из которых отец Досифей жил в версте от Афанасия, а отец Дорофей - в 50 саженях. Кроме этих старцев в то время здесь подвизались до шести пустынников. У отца Афанасия Тимофей нашел много рукописей святоотеческих книг, переведенных старцем Паиси- ем, и занялся их переписыванием, в чем искусился еще ранее, в бытность в Свенском монастыре и Белобережском, переписывая полуус­тавом с переводом Паисия творения Иоанна Лествичника, житие Симе­она Нового и его слова. На обязанности Тимофея было принимать стран­ников, и он исполнял это с большим радушием. Старцем Афанасием он келейно был пострижен в монашество, причем за свое страннолюбие был назван Моисеем (в память Моисея Мурина). В 1812 году страх нашествия французов заставил пустынников оставить свои кельи. Мо­исей уехал в Свенск, потом жил в лесу возле Белобережской пустыни и, наконец, в самой пустыни, где ухаживал за учеником Паисия, стар­цем Афанасием, скончавшемся в 1823 году в Площанской пустыни. Возвратясь в следующем (1813) году в Рославльские леса, Моисей прожил здесь еще 8 лет. В 1816 году сюда прибыл его брат Александр, который остался здесь на жительство и был пострижен Афанасием в монахи. Братья вместе с тремя старцами, Афанасием, Досифеем и До- рофеем, составили дружную иноческую семью, живя друг от друга общей трудовой и молитвенной жизнью. В конце 1820 года Моисей проездом из Москвы заехал в Оптину пустынь. Игумен ее Даниил по­спешил представить его преосвященному Калужскому Филарету, ко­торый давно уже, слыша о рославльских отшельниках, подумывал пригласить их к себе для устройства возле Оптиной пустыни скита. С письмом на имя отца Афанасия от епископа Филарета Моисей вернулся в Рославльские леса. Собравшись вместе, отшельники обсудили пред­ложение епископа и решили принять его, так как около этого времени безмолвие их стало подрываться притязаниями окружного земского начальства. Но когда пришло время расстаться с пустынью, отцы Афа­насий и Досифей не решились на это. Отец же Моисей с братом своим Антонием и с двумя преданными им монахами, Иларием и Савватием, 3 июня 1821 года отправились в дальний путь, сопровождаемые на­ставлениями своих старцев. Начался новый период в жизни Моисея. Его трудами возле Оптиной пустыни быстро устроился скит для ищу­щих безмолвной жизни, и учреждено здесь старчество, заимствован­ное отцом Моисеем из Молдавских обителей Паисия Величковского. Оптинские старцы Леонид, Макарий, Амвросий сделались известны всему русскому народу, привлекая его к себе своей святой жизнью и духовным водительством. Много пришлось пострадать отцу Моисею, прежде чем укрепить в Оптиной старчество, но тем ценнее плоды, при­несенные Церкви и обществу этим учреждением, и тем выше заслуга
отца Моисея. Как ни уклонялся отец Моисей от власти, но в 1826 году он должен был, по настоянию епископа Филарета, посвятившего его ранее почти силой в иеромонаха, принять настоятельство Оптиной пус­тыни. Около 40 лет (по 1872 год) правил он монастырем, и за это вре­мя, благодаря его уму, опытности и высоким качествам души, Оптина пустынь достигла высшей степени материального и особенно духовно­го процветания. О личности отца Моисея и деятельности его в Оптиной написана целая книга, к которой и отсылаем любопытствующих. Здесь же приведем характеристику отца Моисея, сделанную игуменом Анто­нием Бочковым: «Поистине это Моисей нашего времени, приведший многих в землю обетованную. Вместо поучений он являл собой при­мер, как хранить уста.... Никто не видел его в гневе, всегда он был ровен и верен самому себе. Игумен Моисей святолепный старец, пре­мудрый и опытный. 40 лет стоять на одном месте, терпеливо вынося все бури, от врага наносимые, и держать твердо кормило своего кораб­ля - это дело, превосходящее силы человеческие, и в 40 лет собрать и содержать около себя, в своей ограде, столько избранников Божьих - это есть свидетельство собственного избрания... К Оптиной пустыни проложились дороги, и к ней влеклись монашеские сердца... Слово отца Моисея было сладко, встреча его радовала, приветствие его было драгоценно, так как всегда оно было обдуманно и нежно. Эта прекрас­ная душа ни перед кем не оставалась в долгу, и никто не мог похва­литься превосходством в разговоре и сношениях с отцом Моисеем». Отец Моисей умер 16 июня 1862 года и потребен в Оптиной пустыни. Память о нем еще свежа в местном населении, благоговейно почитаю­щем его могилу.
20). Антоний, в миру Александр Иванович Путилов, брат отца Мои­сея. Он еще с детства чувствовал склонность к монашеству. Когда братья его, Тимофей и Иона, тайком от отца, уехали в Саровскую пус­тынь, Александр переписывался с ними, «имея одно на уме» - достать паспорт и уехать туда же. Переписка попалась в руки отцу, и 13-летний пустыннолюбец «пострадал очень чувствительно». После смерти отца в 1809 году Александр отправился в Москву и поступил на должность к откупщику, где раньше служили его старшие братья. В 1812 году Александр 10 дней пробыл в плену у французов и много натерпелся от них горя. Убежав из плена, он жил у родных в Ростове, где, как и в Москве, все свободное время употреблял на посещение церквей и монастырей. Письма из Рославльской пустыни отца Моисея, в которых последний описывал прелести пустынножительства, отвечали его на­строению и решили его судьбу. Купив себе лошадь, он, под предлогом обучения ее, объезжал по вечерам Ростовские монастыри, усердно молясь Богу об исполнении его намерения. Наконец, он подыскал себе верного человека, какого-то «Осипа-обручника», который поклялся не покидать его, и с ним отправился в Москву, а отсюда, никем не заме­ченный, не простившись с жившей в Москве матерью, уехал прямо в Рославльские леса. В селе Троянова Слобода он отпустил Осипа об­ратно домой, а сам один въехал в густой лес. Не зная лесных дорог, он, помолившись Богу, пустил вожжи - сама лошадь повезла его к пус­тынной келье брата, отца Моисея. Осип же, вернувшись домой, был обвинен в убийстве Александра и полгода просидел в остроге, пока отец Моисей не уведомил родных, что Александр находится у него. Это было в декабре 1815 года. 15 января 1816 года Александра облек­ли в послушническое платье. Он думал погостить у брата до весны. Но весной отец Моисей сказал ему: «Кто теперь не посеет, ничего не по­жнет». Он остался еще. Посеяли огород, осенью убрали и поехали е Киев для богомолья. Возвратясь оттуда, Александр остался еще погос­тить в пустыни, а затем уже не хотел и удаляться. «Таким образом, - рассказывал впоследствии отец Антоний, - приехав к брату погостить я прожил у него 24 года». Выдержав 4-летний тяжелый искус под ру ководством отца Моисея, Александр 2 февраля 1820 года бьш келейнс пострижен в монахи старцем Афанасием под именем Антония. Воспри емным отцом его бьш отец Моисей, перед которым Антоний благого вел, почитая его за отца. С ним вместе он перешел в 1821 году в Оп тинский скит, трудился над устройством скита и в 1825 году определе: бьш начальником скита. Во всем он советовался с отцом Моисеем: без его благословения ничего не делал. В 1839 году он, к великой свс ей скорби, бьш разлучен с братом и назначен настоятелем Малоярослг вецкого монастыря. Несколько раз он просил начальство уволить ег от настоятельства, но напрасно. Привыкнув к уединению, он тяготило рассеянной жизнью и хозяйственными работами, соединенными с доля ностыо настоятеля. Страшная болезнь ног сделала из него настоящег мученика. Но отец Моисей советовал терпеть, и он покорился. Наконе в 1853 году, по личному ходатайству митрополита Московского Фил; рета, уважавшего отца Антония, епископ Калужский уволил его покой. Он поселился в Оптиной пустыни, возле своего «батюшки Моисея», находя утешение среди тяжелых страданий в его духовном ру- юводстве. Подобно отцу Моисею, отец Антоний был истинным под- ;ижником, мудрым, книжным и благочестивым человеком. Но по ха- >актеру он бьш мягче отца Моисея и благодушнее. Отличительные его ;ачества были - смирение, послушание, ласковое, любовное отноше- [ие к людям, растворявшееся добродушной шуткой даже в то время, ;огда он терпел невыносимые мучения от болезни ног. По смерти горя- ю любимого им брата, отца Моисея (1862 г.), отец Антоний приуныл и л'ал готовиться к смерти. Он умер в 1865 году, оплакиваемый всеми жавшими его людьми, почитавшими его за святого. Погребен он, по золе епископа, в Казанской церкви, в одной могиле с отцом Моисеем. Жизнеописание его - целая книга, издана в 1870 году.

  Иларий, в миру назывался Иваном, как видно из письма отца Моисея 15 декабря 1820 года из Москвы в пустыню: «Любезный брат, этец Антоний, с братьями Савватием и Иваном, возмогайте о Госпо­де!» Очевидно, в это время Иван и Савватий жили вместе с отцом Антонием на реке Болдачевке. Вместе с ним и отцом Моисеем они пе­решли и в Оптинский скит в 1821 году.

Савватий, в миру Савва. В дневнике отца Антония под 21 марта 1820 года записано: «Брата Савву облекли в ангельский образ и нарек- ти Савватием. Да укрепит его Господь в предлежащем подвиге!» Сав­ватий впоследствии не разлучался с отцом Антонием, будучи предан ему всей душой. С ним он переехал в Малоярославецкий монастырь в качестве келейника. Вел его хозяйство и все время ухаживал за тяжко зольным отцом Антонием. «Не много найдется Савватиев по вернос­ти и преданности», - писал игумен Антоний Бочков по смерти отца Антония.

Феофан, в миру казак Федор Талунин, уроженец Владимир­ской губернии, бывший до 1791 года на службе Черноморского Ка­зацкого войска, куреня Воскресного. Выйдя в отставку, он перешел в Молдавию, где у старца Паисия в Нямецком монастыре три года прохо­дил послушание. По кончине отца Паисия возвратился в Россию и при­нят был (в 1800 г.) в число братства Оптиной пустыни, а в следующем году пострижен в монашество. «В крайнем нестяжании и кротости духа он с горячей ревностью проходил деятельную добродетель поста, мо­литвы и поклонов. В продолжение первой и последней седмицы Великого Поста не вкушал ничего, в прочие посты вкушал пищу на тре- день. Ревность к подвигам постничества побудила его с верой всгуп в великую меру вышеестественного поста» (Житие Паисия Величк ского, стр. 14). Феофан нередко приходил из Оптиной пустыни в Р лавльские леса к Афанасию и Моисею. В 1819 году, при посещег Оптиной пустыни отцами Моисеем и Антонием, он сказал им, что придет к ним на весь Великий Пост. «Добро пожаловать, милости просим», - сказали пустынники. Вот как рассказывал об этом отец Моисей. «Придя к нам в пустыню перед началом Великого Поста (1819 он объявил мне, что намерен провести всю святую Четыредесятш без пищи. "Я верую, - говорил он, - что не умру от поста". "Буди вере твоей", - отвечал я, не смея ни отклонять его от сего намерен ни утверждать в оном. Феофан поместился у нас в прихожей. Он нес с собой написанный на полотне образ Распятия Господня, перед ко рым совершал свое молитвенное правило. И так, вступя в сей чр мерный подвиг, отец Феофан положил не употреблять пищи и не. житься спать. Сверх обычной келейной службы исправлял к елей) правило, и правило его было большое - до 800 поклонов. Он во время сего поста, чтобы не упасть от изнеможения, надевал особые нарукавники, привязанные шнурами к крючьям, на которых висела икона, и так простаивал на молитве целые ночи. Сверх того, сам тог печку, помогал нам петь и постоянно виден бьш бодрым. Во весь пост он не вкусил ничего и только однажды в неделю употреблял воду, cмешанную с уксусом, от сухости во рту. В одно время, заметив его истощении, я сказал ему: "Отче, ты очень изнурил себя". Феофан отвечал на это: "Нет! Христос Спаситель излил всю свою кровь до поел ней капли, а во мне еще много найдется крови". Выдержав с Боже! помощью сей подвиг неослабно, он приобщился Святых Христов Тайн. Впоследствии он ревновал снова на тот же подвиг, но от простуды заболел жестоким кашлем и, постоянно оскудевая в телесных силах, отошел к Господу 15 июня того же 1819 года. За несколько мш до кончины я спросил его: "Покойна ли душа твоя? Не страшишься чего в часе смертном?" Он отвечал: "Я с радостью желаю разрешит! от сей жизни". И тут же стал кончаться, занес руку для крестного 31 знамения и предал дух свой в руки Божьи. Погребен в пустыне».
Отец Антоний, на руках которого умер старец Феофан, рассказывал, что он забыл испросить у него молитву перед его смертью. В

день по смерти почивший явился ему во сне. «Батюшка, - сказал отец Антоний, - я хотел было попросить вас помолиться обо мне, когда бу­дете перед престолом Божьим, да не попросил». Отец Феофан отвечал: «Я и так за тебя молюсь Богу. Василий Великий говорит: кто за других молится, за себя молится». По словам отца Антония, этот старец при жизни имел столь сияющее благодатью лицо, что не доставало духа смотреть прямо ему в глаза, «а разве украдкой когда взглянешь со стороны». Могила старца на краю оврага у речки Фроловки.
24). Арсений, в миру Алексей Никитович Кириллов, орловский посадский житель. Получив в 1795 году от Орловского магистра уволь­нение из общества для поступления в один из российских монастырей, он, вероятно, вследствие разных формальных препятствий к тому, от­правился на Афон после трехлетнего послушничества в Коренной пус­тыни. В 1797 году в Афонском скиту святого пророка Ильи был по­стрижен в монахи с именем Арсения. Постригал иеромонах Макарий, а восприемником был старец Василий (первый впоследствии жил в Молчанской пустыни Курской губернии, а второй бьш строителем Белобережской пустыни, а потом жил в Рыхловском монастыре, умер же в 1831 году в Площанской пустыни). Василий (Кишкин) был благо­родного происхождения, отличался целомудрием, смирением и незло­бием. Его ученики также отличались духовными дарованиями. Вместе с ним Арсений прожил на Афоне один год и отправился в Молдавию, а отсюда в 1800 году прибыл в Коренную пустынь, где прожил два года. Затем перешел со старцем Василием в Белобережскую пустынь, где прожил при старце Василии, сделанном строителем (игуменом), четы­ре года. В 1804 году Арсений перешел в Рославльские леса «для уеди­нения» и поселился здесь в даче Михаила Андреевича Кулешова, возле деревни Буды, Трояновского прихода (ныне Екимовичского). Здесь в уединенной келье он прожил три года и в 1807 году отправился в Мос­кву для получения паспорта до Иерусалима. В Москве ему удалось выхлопотать только надпись на паспорте для свободного прохода до пограничной губернии, с чем он и вернулся в Кулешову Буду, где про­жил еще около трех лет. Потом жил в соседней лесной даче Александ­ры Афанасиевны Броневской, с ее позволения, два года. Отсюда пере­шел в дачу помещика Петра Михайловича Лесли, где жил в лесу, на уединении, в особо выстроенной келье, возле деревни Сырокоренье, Даниловичского прихода. 1812 год заставил его удалиться из пустыни

 Площанскую пустынь, где прожил месяца два, столько же в Курске Софрониевой пустыни и в Киеве. Из Киева, по окончании войны, о тем же путем вернулся в Сырокоренье и, с дозволения г. Лесли, прожил в келье около десяти лет. В 1817 году для явки паспорта Арсени ходил в Ельню, где получил от нижнего Земского суда, как видно и надписи на его паспорте, дозволение на свободное проживание «в даче сельца Сырокоренье». Живя здесь, отец Арсений приходил и в пустын Броневских, к отцу Моисею. В келейной записке последнего от 31 де кабря 1819 года упоминается о предложении ему «старца Арсения взял на обучение грамоте и письму Д.» (не Дорофея ли, который жил впо­следствии также возле Сырокоренья?). Отец Моисей согласился на этс «без всякого противоречия, нисколько не относясь молитвой к Богу и не обдумавши», «почему впредь и положил не решаться ни на какое предложение, не помолившись довольно Богу и не размысливши, со­гласно ли оное с волей Всевышнего и с силами моими». В письме отца Моисея к брату, из Москвы в Рославльскую пустынь, в 1821 году есть выражение: «А что паки пришел к вам брат А. и служит к беспокойству всех вас, о том соболезную». Может быть, и здесь подразумевается Арсений, который около 1823 года (если не раньше) оставил Леслев- скую пустынь и поселился на берегу Десны, возле деревни Острова, Даниловичского прихода, в даче Елены Алексеевны Лышаковой, урож­денной Челищевой. В 1824 году по доносу прапорщика Лышакова его поймала полиция и посадила в Смоленский острог, откуда он был вы­пущен по личному письму к генерал-губернатору Хованскому еписко­па Калужского Филарета. В житии старца Паисия Величковского гово­рится, что Арсений провел большую часть своей жизни в лесах и умер в Белобережской пустыни в 1844 году.
Тимофей -Карачевский мещанин, 26). Петр - Московский, 27). Афанасий - Борисоглебский и 29). Максим - Путивльский меща­нин. Все четверо - ученики Арсения, жившие с ним в лесу Лышако­вой в Байгорах.
Феофилакт «подвизался, по словам отца Климента Зедерголь- ма, на крутом обрывистом берегу Десны». Старец Арсений на допро­се в 1824 году показал, что он года два назад познакомился с иеро­монахом Оптиной пустыни Феофил актом в доме А. А. Броневской,в Рославльском уезде; от Лышаковой же слышал, что о Феофилакте были поиски» (вероятно, полиции). В 1824 году Феофилакт находил-я уже в Боровском Пафнутиевом монастыре. Дальнейшая судьба его неизвестна.
. Дорофей называется обыкновенно последним рославльским пустынножителем, хотя это не совсем верно, так как и до сих пор пус­тынножительство здесь не прекратилось. Но действительно, отец До­рофей бьш последним представителем той дружной семьи пустынно­жителей, которая в конце XVIII и в начале XIX века населяли Рос­лавльские леса, составляя своеобразную духовную общину, хранив­шую аскетические заветы старца Паисия. Общину, стремившуюся к достижению и религиозно-нравственных задач, влияя в этом отноше­нии на духовное развитие своих членов-простецов, что придавало этой общине особенно возвышенный привлекательный характер. С перехо­дом в Оптину отцов Моисея и Антония, с разорением в 1825 году Еки­мовичских скитов Рославльские леса запустели, и если впоследствии и поселялись в них отшельники, то лишь случайно и в одиночку. Кста­ти подоспело освобождение крестьян, умаление помещичьих владений и истребление лесов, этих приютов безмолвия. Отец Дорофей бьш по­следний хранитель прежних традиций Рославльского пустынножитель­ства, которые он не передал никому: современные пустынники не были его учениками. И вообще, после отца Дорофея в Рославльских лесах не жило выдающихся, всеми бесспорно почитаемых отшельников. Время их здесь миновало. Отец Дорофей бьш родом из Карачева, мир­ское имя его неизвестно. В метрических книгах села Савеева он запи­сан монахом Белобережской пустыни. Прибыв в Рославльские леса, он жил у отца Досифея, был его послушником и келейным учеником. В 1811 году он жил уже в особой келье, в версте от кельи отца Доси­фея. После 1812 года он поселился в 50-ти саженях от кельи отцов Афанасия и Моисея, на речке Болдачевке и проводил жизнь совмест­ную с этими старцами. В 1821 году он с отцом Афанасием остался в пустыни и не перешел в Оптинский скит по приглашению епископа Филарета. Во время воздвигнутого на пустынножителей гонения в 1825 году отец Дорофей вместе с другими старцами был взят Рос­лавльским земским судом и посажен в острог. По освобождении от уз некоторые старцы разошлись по разным монастырям, другие были высланы по этапу на родину, один отец Дорофей вернулся в пустынь. Но так как в Екимовичских лесах теперь уже нельзя было проживать, то он поселился верстах в 15-ти от Екимовичей, в лесу помещика Михайла Ивановича Брейера, в полуверсте от его дома, недалеко от реки Десны. Брейер, бывший впоследствии Рославльским исправником, и особенно его мать, вдова Анастасия Ивановна, весьма уважали отца Дорофея и дали ему у себя приют. Имение его, Никольское, теперь принадлежащее Дашшовичскому прихожанину Ефиму Григорьевичу Коненкову, находится недалеко от деревни Зимницы и бывшей Леслев- ской пустыни, на границе Ельнинского и Рославльского уездов. Здесь отец Дорофей своими руками выстроил себе келью, устроил неболь­шой огородец и продолжал пустьшножительствовать до конца жизни. Кормился он приношениями знакомых почитателей. Когда еще не поте­рял зрение, занимался разным рукодельем, особенно изготовлением деревянных ложек, которые делал весьма искусно. Ложек у него бьш большой запас. Ослепнув, он раздавал их на память своим знакомым и почитателям, которых у него было немало. Из Москвы и других отда­ленных местностей к нему приезжали многие за благословением и сло­вом утешения. Преосвященный Смоленский Антоний (племянник мо- нахолюбивого митрополита Киевского Филарета, «дитя его сердца») прибыл на кафедру и, услышав об отце Дорофее, нарочито, при обзоре епархии заехал в его келью, чтобы познакомиться с ним. Старожилы рассказывают, что при свидании и епископ, и отшельник долго препи­рались, прося друг у друга благословения. Наконец, преосвященный согласился на прямолинейные доводы старца, и первый благословил его, после чего уже и отец Дорофей решился благословить епископа. Рассказывают еще, что вскоре по открытии Московско-Варшавского шоссе, проведенного через Екимовичские леса, один вновь посвящен­ный епископ (по имени Иоанн) проезжал из Москвы к месту своего служения. На станции Софийской, из окон которой видны по одну сторону шоссе Кулешова Буда и Чепеницы, а по другую - Зимни­цы, епископ услышал об отце Дорофее и пожелал навестить всеми ува­жаемого пустынника. Он представился слепому старцу как простой монах, но отец Дорофей сразу же назвал его сан и подошел под благо­словение. Изумленный епископ просил у старца прощения, что наме­ревался искусить его, скрыв свой настоящий сан. Соседний богатый и знатный помещик Сергей Николаевич Шупинский также почитал отца Дорофея. Любимый слуга Шупинского случайно застрелился на охо­те. Это так подействовало на него, что он ушел в Киево-Печерскую Лавру и жил там несколько времени послушником. Только на просьбы

и убеждения своей матери согласился он оставить Лавру и вернуться домой. Здесь он выстроил себе келью возле кельи отца Дорофея и несколько времени прожил в пустыни. Потом он женился и стал преж­ним помещиком. Отец Дорофей относился к своему соседу со своей обычной прямотой и благодарил Господа за потерю зрения. Умер ста­рец 13 сентября 1865 года, 85 лет отроду, прожив в Рославльских лесах более 60 лет. Многие приезжие из Москвы и других городов застали его уже в гробу. При погребении у Шупинского с Брейером возник спор, на чьей земле похоронить старца. Шупинский телеграм­мой испросил у преосвященного Антония разрешение погрести стар­ца в своей усадьбе, возле своего домового храма. Приехавший на погребение Рославльский игумен Анфим, по распоряжению еписко­па, облек умершего в схиму. Хоронил старца отец Анфим с 10-ю священниками из соседних сел. От кельи до храма прах его сопро­вождало множество народа всякого звания и состояния. Могила стар­ца находится возле церкви сельца Никольского (приписанной к Савееву) и украшена богатым памятником, сооруженным усердием Шу­пинского. Лес же, где старец жил, теперь весь вырублен, и только место бывшей кельи его отмечено оградой с простым деревянным крестом посередине. И сюда, и на могилу отца Дорофея приходят бо­гомольцы. Имя старца записано во всех поминальницах прихожан. О личности отца Дорофея знавший его отец Павел Белавенцев пишет в своей летописи следующее. «Более 30 лет будучи слепцом, он знал весьма хорошо Священное Писание, писания святых отцов и обладал житейской мудростью, которую во всю жизнь не испытывал на прак­тике (так как прожил всю жизнь в пустыне). К нему весьма многие притекали за советами и наставлениями в духовной жизни и наслаж­дались его мудрыми беседами. Он умел дать совет и наставление вся­кому просящему его. Беседа его была глубоко назидательна и слад­ка. Строгость своих суждений и взглядов на жизнь и поведение хрис­тианина он растворял упованием на бесконечное милосердие Божье, употреблял иногда и шутки, и остроты, но в назидание слушающим и беседующим».
Другие старожилы рассказывают, что отец Дорофей бьш «характе­ра весьма скромного и уживчивого», бьш благодушен и внимателен ко всем, со всеми держался просто и с одинаковой прямотой и откровен­ностью, не различая богатых и бедных, знатных и убогих.

.               Кузьма Никитич Кушлянский, из мелкопоместных дворян сель Зуев, Заболотского прихода. Он прожил в келье Нестора около 20 Л( пользуясь всеобщим уважением за благочестие и доброту. Умер oi больнице в Ельне, где и погребен.

.              Его место занял Демид Азаров, крестьянин Уваровского прихода. Поселился он здесь по приглашению С. К. Шупинского лет тому назад и живет и по настоящее время во вновь выстроенной кель Господин Шупинский дает ему на пропитание 3 пуда муки в год; крон того, помогают подаянием соседние крестьяне. Сам Демид занимаете небольшим огородом, пчелами и ловлей рыбы в речке Присмаре, в берегу которой стоит его келья. Ходит в село Даниловичи.

О некоторых Рославльских пустынножителях не сохранилось ник; ких подробностей, остались только их имена. Таковы монахи: 35). Илы 36). Сергий, 37). Матфей. Далее в поминальницах местных крестьян встречаются записанные имена 38). Вениамина, 39). Сильвестра (Еки мовичского прихода) и 40). Льва (Даниловичского прихода).
Наконец старожилы рассказывают, что близ усадьбы Броневски; жил юродивый (имени его не помнят), бывший почтовый чиновник исключенный из службы за украденную у него казенную сумму. Of жил на горе; с горы катался по снегу, ночи проводил на кладбище собирал кошек, которые его царапали и проч. Жизнь его подобна была жизни Христа ради юродивых, прославляемых святой Церковью. Где скончался, неизвестно.
К числу рославльских пустынножителей отец Климент Зедергольм относит, и, вероятно, не без основания, следующих лиц, подвизавших­ся в Брянских лесах: 41). старца Арсения Афонского. С учеником сво­им Георгием он перешел в Псковский Никандров монастырь, где и умер в 20-х годах XIX века, предварительно постригши Георгия в мо­нашество с именем Герасим. 42). Похоронив своего наставника, Гера­сим один подвизался в посте и молитве, а в 1823 году перешел в Со­ловецкий монастырь и умер там в 1848 году 108 лет от роду. 43). В

лесах возле села Лютны, Брянского уезда, в числе других пустынно­жителей подвизался старец Софроний. В 30-х годах пустынники пере­селились отсюда вместе со старцем неизвестно куда.
Нельзя думать, чтобы рославльское пустынножительство ограничи­валось только упомянутыми подвижниками. Мы уже видели из пока­заний властям некоторых пустынников, что в Рославльских лесах в разное время в разных местах старцы жили и в одиночку, и группами. Из них сохранились имена лишь тех, кто впоследствии занимал важ­ные посты в благоустроенных обителях или прославился высокими иноческими подвигами и христианской мудростью. Прочие же, рабо­тавшие Господу втайне, остались ведомы Единому Сердцеведцу Богу. Но и сохранившихся сведений о рославльских пустынниках, об их полной лишений жизни и высоких молитвенных подвигах достаточно, чтобы признать вполне справедливыми названия, которые давали Рос­лавльским лесам современники и составители жизнеописаний стар­цев, - названия русской Палестины и Фиваиды.