Интервью с режиссером Рославльского народного театра «В.И. Величкин: О Сергее Сергеевиче Иванове».

-Когда вы приехали в г. Рославль, Сергей Сергеевич Иванов уже был связан с театром?
-Да, он уже занимался с драмкружком. Я ведь говорил, что из ничего получается ничто. Народный театр, который открылся на рубеже шестидесятых годов в городе Рославле, конечно же, возник не из ничего. Был драматический коллектив, которым руководила Е. Линде. И честь и хвала и Екатерине Григорьевне, и этому коллективу, где было много способных, талантливых актеров. Сергей Сергеевич пришел в этот коллектив с самого начала, как исполнитель главных ролей. В пьесе А. Островского «Без вины виноватые» он сыграл главную роль, роль Незнамова. И с этой роли и загорелась его театральная звезда.
-Не знаете ли вы, в какие годы Сергей Сергеевич увлекся театром?
-Я приехал в Рославль в 1966 году. События же до этого года, конечно же, проходили до моего приезда. Вся театральная деятельность и Е.Г. Линде, и С.С.Иванова была завязана на доме культуры, который назывался «ДН». Потом открылся ДК Вагоноремонтного завода, «ДН» не стало. Основная работа у Сергея Сергеевича была на вагоноремонтном заводе, но когда был построен ДК ВРЗ, то он начал там работать по совместительству руководителем драматического кружка. Начиналась эта его деятельность, как сейчас помнится, с пьесы Тренева «Любовь Яровая». Труднейшие роли этой пьесы играли члены драматического кружка, ещё не столь опытные актеры. Майя Ивановна Иванова, супруга Сергея Сергеевича, играла роль Любови Яровой. Спектакль этот, в общем-то, не долго показывался. Его поставили один раз в ДК ВРЗ, и один раз в Городском доме культуры.
Мне рассказывали про драматический коллектив, который работал ещё в «ДН». «Неистовство» послевоенных театральных коллективов, которое находило отражение в деятельности этого кружка, было очень типично. Об этом позволяет судить и моя театральная судьба, которая в 50-х годах начиналась ещё в школе. Тогда под клубы приспосабливались любые более или менее подходящие помещения. Очень трудно было в таких условиях работать. И не случайно в Рославле стали строить и ГДК и ДК ВРЗ, К этому времени все, что использовалось для культурных нужд в городе обветшало. Хотя, конечно, «ДН» был очень удачно расположен в сквере возле сегодняшней библиотеки. Там была природа, танцплощадка, эстрада, фонтан все происходило на виду.
Если говорить о зарождении творческой личности Сергея Сергеевича, то он был, бесспорно, талантливейшим актёром и режиссером, большим умницей. И поразительная для меня вещь вот в чем. Образование, конечно, дает очень многое, но основная цель образования, как не раз приходилось убеждаться, - это получение навыка самообразования. Сергей Сергеевич самообразовывался в театральном плане и благодаря виденным им профессиональным спектаклям, и благодаря собственной практике. Он был режиссер, руководитель-постановщик. Но режиссура бывает разного рода. Есть режиссура драмы, режиссура психологии. Он в эти нюансы особенно не вдавался. Для Сергея Сергеевича было важно найти формы спектакля. Он искал какие-то символические моменты. Я помню спектакль о медиках войны, и там были показаны руки врача, бережно охраняющие свечу жизни. Руки врачей, которые в годы войны помогали бойцам выжить, выстоять, преодолеть все невзгоды. Это был постановочный символ спектакля.
Если говорить о истории театральной самодеятельности в городе, нужно отдать должное Сергею Сергеевичу, который, очень интересовался историей театральной самодеятельности в Рославле. Он рассказывал, что до революции на Бурцевой горе был летний «Зеленый театр». У него сохранились салфеточки, которые лежали на столах, где были напечатаны действующие лица спектаклей, исполнители. У него хранились эти реликвии, ещё задолго до того, как он начал вести свою деятельность, в качестве краеведа. Такого рода деятельность была его затаенной мечтой. Драматическое дело, постановка спектаклей — это неимоверные трудности, организационные, творческие, большая работа  чисто техническая. Театр — это воз всякого быта. Проблемы озвучивания, музыкальные, костюмерные. Все это нужно находить было, организовывать. Краеведение жило в Сергее Сергеевиче как нечто  сокровенное, отдохновение для души. Я понимаю его предельную самоотдачу в этом направлении, потому что здесь он был сам собою. Наедине с этими историческими реликвиями.  Независимым.
Однажды, когда он лежал в больнице, я пришел его навестить, а он говорит: «А теперь пойдемте ко мне в палату. Я вам покажу кое-что». И у него под койкой — целый чемодан этих исторических реликвий, документов. Он начал мне все это показывать: «Этим когда-нибудь я займусь. Это так здорово!» Когда человек творчества касается каких—то исторических вещей, эти вещи становятся не просто мертвыми реликвиями. Они оживают. Оживают в фантазии исследователя, в фантазии человека, который трепетно соприкасается с ними. И тут возникает, своего рода,  спектакль одного актера и сценариста со своей режиссурой и сценарным ходом. Он как бы воскрешает эти исторические образы, живые для него вещи, потому что театр — это «машина времени». В этой машине времени возникают целые страницы того или иного исторического момента. Я думаю, именно с этого воскрешения реликвии начиналось у Сергея Сергеевича его увлечение историей, которой он с полной отдачей посвятил себя, как было присуще этому незаурядному человеку.

А.Н. Островский "Без вины виноватые" 1975 год. Третий справа в верхнем ряду С.С. Иванов.

-В каком году тогда вы посетили Сергея Сергеевича в больнице?
-Посещение это было в году 1969. Сейчас мы с некоторой ностальгией смотрим на состояние театрального дела. А тогда, представьте себе, существовали в Рославле два театральных коллектива. Коллектив Сергея Сергеевича достиг уровня народного, этой высшей формы самодеятельности, и ему предлагала одна из комиссий, которая приезжала к нам. подать заявку, оформлять документы на присвоение коллективу звания народного . Сергей Сергеевич не захотел этого.
-В каком году поступило такое предложение?
-Это было 1972-1973 году. Тогда произошла стабилизация его коллектива, устоялся репертуар. В отличие от Народного театра, где я был режиссером— это была группа несколько другого плана. Люди в ней участвовали, если можно так сказать,  более взрослые. У нас как-то сложилось так, что было больше молодежи. И спектакли мы ставили чаще молодежные. В коллектив же Сергея Сергеевича пришли зрелые люди, многие из которых работали вместе с ним на заводе. Да и сам железнодорожный район, как и другие районы города, имел свое своеобразие, какую-то микросреду. Я с железной дорогой связан с детства всю жизнь. Все мои родственники железнодорожники, и учился я в железнодорожной школе. Я понимаю этот рабочий, железнодорожный  уклад жизни. Железная дорога всегда была таким дисциплинирующим трудовым началом. Там была какая-то своя трудовая мораль. Нужно ещё учесть, что тогда в Рославле ещё не было автоагрегатного завода, и ВРЗ был крупнейшим предприятием города.
-Как к той самодеятельности, которой занимался Сергей Сергеевич, относилось руководство вагоноремонтного завода?
-Своеобразием деятельности этого театрального коллектива было и то, что зритель его состоял в основном из работников вагоноремонтного завода. Конечно, для руководства завода  Сергей Сергеевич был, прежде всего, работником ВРЗ. Я не знаю, в какой должности он работал тогда, но основной его деятельностью была работа на заводе. В театральном же деле все достигалось через определенные договоренности, через напористость, которой было не занимать Сергею Сергеевичу, и со стороны ВРЗ была большая помощь. Но это, конечно, стоило ему больших усилий.
-То есть, это был человек, который умел добиваться своего?
-Да, он себя не щадил. Говорил: «Это все не для меня, в конце то концов, это нужно людям». Самодеятельность всегда была присуща железнодорожным предприятиям. Это были и хоры, и оркестровые ансамбли, это были и театральные коллективы, состоявшие, как правило, из людей, работающих на железнодорожных предприятиях. В свое время, я сталкивался с Вяземским народным театром. Это был железнодорожный театр. В нем участвовали очень, маститые, с большим жизненным опытом люди. Очень сильный был театр.
Если продолжать дальше разговор о Серее Сергеевиче, то нужно обратить внимание на следующее своеобразное обстоятельство. Как ни странно, мы не были близкими друзьями. Он сколько раз приглашал меня в гости прийти и прочее, прочее. Я скажу откровенно - мне было трудно с ним. Трудно потому, что он с такой невероятной, как сейчас говорится, энергетикой просто наседал, с ним нужно было соглашаться. И мне оставалось только поддакивать. Но все во мне, как человеке, было в сравнении с Сергеем Сергеевичем, с его мнением  с точностью наоборот. И я понимал, что если я с ним сейчас свяжусь и начну занимать свою позицию с точностью наоборот против его позиции, то не то что дружбы не получится, но и отношения совсем испортятся. И начнется то, чего мы опасались, о чем он мне как-то сказал: «Посмотри, мы работаем уже ряд лет, столько можно было грязи друг на друга вылить, а у нас все нормально!»
-Насколько я понимаю из ваших рассказов, Е.Г. Линде и Сергей Сергеевич были очень похожи по характеру?
-Очень похожи. Та же сила, та же непримиримость. Он же был её учеником в театральном деле. Они при мне как-то в спектакле «Без вины виноватые» творчески. Мы возобновляли тогда этот спектакль к шестидесятилетию Е.Г. Линде. Так там они - Е.Г. Линде и С.С. Иванов играли как бы свою жизненную ситуацию, про себя. У них были позиции одинаковые с их ролями во многом, та же неистовость, та же напористость и та же принципиальность. И на сцене в ролях, которые они играли, мужа и жены, была любовь; но нельзя было соединить несоединимое. Так  было и в их жизни. Искусство театральное — оно ассоциативно. Я смотрю, что это они прямо таки враги на сцене. На сцене это можно было играть, но в жизни такое они играть не хотели.
-Сергей Сергеевич был учеником Е.Г. Линде, как вы рассказывали. То есть, получается, Екатерина Григорьевна его выучила, но в определенный момент они разошлись друг с другом?

Справа С.С. Иванов, слева В.И. Величкин.

-Да. Е.Г. Линде должны были все подчиняться. А Сергей Сергеевич уже не мог подчиняться. Может быть, он один бы и подчинился. Но коллектив подчинялся только Сергею Сергеевичу. Я уже рассказывал о том, как Седлецкий, редактор Смоленского драматического театра советовал мне избавляться от Е.Г. Линде. И он предлагал мне отправить её в «ВэРэЗэ», то есть к Сергею Сергеевичу. Но там коллектив не приняли бы её.
-Вы знали  Серея Сергеевича и как актера, и как режиссера, и как краеведа. И всегда это человек страстно стремился чего-то достичь. Можно сказать, горел огнем. Почему, как вы думаете?
- Зесь потенциал творческого состояния. Есть такая пьеса «Моцарт играет на трубе». Это о том, как человек, раз отведав божественного творческого напитка, я имею ввиду — раскрывши творчество в себе — уже больше без этого не может. Творческое ощущение — это большое искушение, это допинг, это наркотик. Без этого уже нельзя, потому что это ты испытал. Станиславский говорил, что творческое наслаждение — это самое высшее наслаждение, какое может быть в жизни. И Сергей Сергеевич испытал это и от постановок и от всего прочего. И, кроме того, ему нравилось воплощать себя в других, нравилось быть «полководцем». И во время постановок спектаклей, и в жизни. Он был не крикливый человек, он умел очень неназойливо сделать какие-то замечания, тактично выстраивать свою позицию. Но в нем жила мера неистовости. Когда хотелось все вздыбить, и всех. И тогда он мог орать по-хорошему. Это плохо, но почему-то все режиссеры в определенный момент начинают орать. Есть такое мнение, что когда режиссер кричит, то он знает, что с актера можно взять ещё, больше. А Сергею Сергеевичу это нужно было для самореализации. И беда его была, не вина, в том, что он, конечно, не имел профессионального образования. Как бы то ни было, но Сергей Сергеевич, при всей своей неимоверной способности самообразовываться, был дилетантом. Дилетантом в хорошем смысле. К сожалению, наверно, то, что в свое время упущено, не всегда можно получить впоследствии. Был он дилетантом и в краеведении. Профессионалы - краеведы во многом упрекали его, что что-то не так. Я здесь не могу судить, это на их совести. Я говорю о театральном образовании. Конечно, его Сергею Сергеевичу не хватало. Все-таки театральная школа, особенно когда она получена не заочно, а очно многое значит. Должен быть учитель достаточно большого масштаба. Екатерина Григорьевна Линде, которая воспитала его, как театрального деятеля, тоже была без театрального образования. И эта школа сказывалась в очень большой внешней аффектации. Мы, в институте, обучаясь, старались постигать какие-то моменты ситуации, события, действий через логику, через определенный психологизм поведения. Чувство нельзя накричать. Чувство оно, как птица в клетке. Когда на неё кричишь, она скорее совсем замолкнет или улетит. Её нужно на волю выпускать. Я ощущаю до сих пор своего учителя, духовно ощущаю в смысле режиссуры. Этого ни по каким учебникам не освоишь. Это не заменишь ничем, ни каким учебником.
Не случайно, как-то Сергей Сергеевич спрашивал: «Что такое сверхзадача?» Он понимал это как-то по-своему. Чтобы уяснить сверхзадачу, нужно взять спектакль и прожить в нем её, эту сверхзадачу. А иначе все это — слова, литература. А процесс обучения и предполагает, что в ходе его ты понимаешь, прожив, что это такое - сверхзадача. В театре не объясняют. В театре постигают интуицией, эмоциями, каким-то сверхсознанием. Все это нельзя взять штурмом и наскоком. Творчество — это состояние души, это постижение через какие-то озарения. Я помню фильм «Чайковский». Избави, Господи, от такой гениальности, когда Чайковский, в исполнении Смоктуновского, среди ночи просыпается, и в нем звучит музыка. Он весь в каких-то конвульсиях  от озарения, от предельной творческой самоотдачи. Это своего рода сумасшествие.
Все это, конечно, не умаляет нисколько образ этого нашего выдающегося деятеля, Сергея Сергеевича Иванова, Об этом можно только сожалеть, что ему не удалось в сове время получить специальное образование. Он и так был такой умница, приходил и говорил так здорово. И самокритичность была в нем.
-А кто он был больше — актер или режиссер?
Сергей Сергеевич был больше актер. Было множество моментов в жизни, когда это его актерство проявлялось. Часто приходилось вместе с ним делать композиции литературно-музыкальные, посвященные знаменательным датам. И нужно было видеть: Сергей Сергеевич по сцене бегает, и вдруг он «играет»  «озарение» и кричит: «Стоп!» И целую минуту ему нужно было созерцать, смотреть. У него в этот момент фиксированная мизансцена, поза. И все это было направлено на то, чтобы показать, сыграть. В жизни он играл роль режиссера, как актер.
Я любил, и в этом была необходимость, индивидуальные репетиции. Репетиции с актером, это тоже, своего рода, гипноз, это своего рода внушение и самовнушение, это проникновение в роль. Сергей Сергеевич много на этот счет не рассусоливал. Ему это не нужно было. У него :  «Стань здесь и стой, пока не скажу».
Была у меня актриса, уже, к сожалению, сейчас покойная, Мария Николаевна Кольцова, старший фельдшер скорой помощи. Колоритная актриса, добрая память ей. И как-то Мария Николаевна, по просьбе Сергея Сергеевича, согласилась поучаствовать у него в спектакле. А потом приходит ко мне и жалуется: «Владимир Иванович, я, наверное, откажусь. У вас так все тактично, лаконично. А там уж с таким нахрапом. Он как насел! И не пойму, что ему надо. О, я наверное. откажусь!» Сергею Сергеевичу не важен был процесс. Важен был результат. И для этого гром и молнии. Актер, конечно, должен работать над ролью и над собою, но режиссура для того существует, чтобы подвести его к этому или иному результату.
Уход из жизни Сергея Сергеевича неожидан и преждевременен. Он настолько был необходим в нашей культурной жизни, в нашей эстетике существования. Все было как-то с оглядкой на то, что Сергей Сергеевич об этом подумает. Пришел С.С. Иванов, все как-то сразу же подтягивалось. И вдруг этого не стало, а заменить это неким и нечем. Заменить личность вообще, а незаурядную, тем более такую — некем. И только потом понимаешь, как это все было нужно в нашей духовности, в нашей культуре, в нашей жизни.