Война в моей жизни.
(Из писем военного времени)
Заслуженный юрист РФ Э.К.Саулевич

22 июня 1941 года меня потрясло событие, которое предполагалось, но оказалось неожиданным - это нападение гитлеровских войск на Советский   Союз. На другой день я уже был в военкомате и получил назначение в воинскую часть, оборонявшую Москву и подступы к ней.
Военное звание мое было небольшое – младший лейтенант. Мне доверили минометный взвод, который я старательно готовил к боевым действиям. Кроме боевой подготовки взвод, которым я командовал, выполнял отдельные задания по обороне Москвы и области. Взводу поручалась охрана правительственной линии связи Москва-Рязань и других важных государственных объектов. Кроме того, взводу была поручена защита Покровских казарм в противопожарном отношении. Во время налетов вражеской авиации на Москву взвод размещался на крыше казарм и гасил зажигательные бомбы, сбрасываемые с немецких самолетов, прорвавшихся к Москве. Воинская часть нередко выезжала в Подмосковье на учения и знакомство с объектами охраны.
Десятого октября 1941 года воинская часть была поднята по                                  тревоге и выехала на ликвидацию немецкого десанта. Оказалось, что это были       передовые части фашистских войск, рвавшихся к Москве.
Жена и дети выехали из Москвы в Ивановскую область, с ними я вел переписку. В письме 9 октября 1941 года жене и детям писал: «Я наметил план побывать у вас в Тейкове числа 16-го октября, но обстоятельства изменились, и я мало на это надеюсь. Если 16.10 не приеду, значит, не пустили. Что касается возвращения в Москву, пока не рассчитывайте, ибо не пускают, да и при сложившихся обстоятельствах нет смысла. Ты должна сама это понимать... О себе особенно сообщить нечего. Собираюсь на фронт, думаю, что скоро, так складываются обстоятельства. Обо мне не беспокойся, чувствую себя хорошо и думаю, что и дальше будет все хорошо. Трудностей впереди много. Их надо преодолевать - Война!»
Уже через день обстановка резко изменилась. Гитлеровцы продвигались к Москве. Наша часть 10 октября была поднята по тревоге для очередных учений по обороне Подмосковья. В пути получили приказ выехать в район города Малоярославца для ликвидации немецкого десанта. Прибыв к месту, указанному в приказе, мы вступили в бой, но не с десантом, а с передовыми немецким войсками. В завязавшемся бою 12 октября я был ранен. В письме к жене от 15 октября 1941 г. из госпиталя писал:
«...11.10.41 г. я выехал на фронт, а 12.10 был ранен в бою и сейчас нахожусь в госпитале. Рана пустяковая – пулей навылет пробило правую ногу около лодыжки. Рана усложнилась тем, что мне всю ночь пришлось идти пешком через леса, выбираясь из окружения и выводя бойцов через места, захваченные противником. Все обошлось хорошо: людей я вывел к своим частям, а рану намял и потерял немного крови. Доктор говорит, что месяца полтора придется валяться в госпитале. Вот это мне не нравится, ибо в такую горячую пору валяться в госпитале совсем некстати, но что поделаешь, придется смириться с этим... Если решишь приехать в Москву, то меня можешь найти в госпитале д/о Астафьево, палата 3. Ехать нужно с Курского вокзала до ст. Щербинка (не доезжая до Подольска одну остановку), со станции идти до д/о Астафьево».
Однако встреча не состоялась по двум причинам: во-первых, приезд в Москву оказался осложнен массовой эвакуацией жителей Москвы на восток и беспорядками в ней, а во-вторых, моей эвакуацией из Москвы.
Вот, что я писал жене и детям 20.10 1941г. из Москвы:
«...Я уже послал вам два письма из Подольска, где находился в госпитале после ранения. 19 октября я перебрался в Москву в санчасть своего полка, но, наверное, отсюда буду эвакуирован в тыл, т.к. мое лечение должно продлиться месяца полтора. Рентген показал повреждение кости, и это усложняет и удлиняет лечение. Сейчас ногу заковали в гипс. Хожу при помощи очень интересных приспособлений или, короче говоря, костылей. Большее время лежу.
Лежать я не привык, и это меня гнетет, особенно в такое время, когда мои друзья дерутся с противником. Ну, ничего, я себя успокаиваю тем, что после излечения за все сквитаюсь, ибо теперь есть опыт.
...меня беспокоит ваше положение. Я все-таки думаю, что вам надо перебраться дальше... Если Тейково будут эвакуировать, - перебирайтесь в г. Серов».
Госпиталь дает возможность проанализировать все предыдущие события. Лежа на койке вспоминаю, как все происходило. 10 октября 1941 г. я получаю новое назначение -адъютантом батальона, и в этом качестве выезжаю на очередную охрану подмосковного объекта. Обстановка была более чем тревожная, и приказ требовал выезжать в полной военной экипировке. Ночью мы проехали Апрелевку, Нарофоминск, Балабаново, Боровск и сосредоточились где-то в районе города Малоярославца. Мы еще не успели занять боевых позиций, как столкнулись с передовыми немецкими подразделениями. Командование полка потеряло управление, и нам пришлось вести бой на свой страх и риск. Бой шел в лесистой местности. Против нас действовали танки и авиация. Ночью стало ясно, что нас немцы обошли и заняли вокруг ряд населенных пунктов. Ночью, как правило, тогда немцы не воевали, занимались грабежом населения.
Из среднего командного состава части остался я один. Но уже днем был ранен в ногу. Сделав наскоро перевязку индивидуальным пакетом, я имел возможность передвигаться самостоятельно. У меня была карта местности и компас, с помощью которых я вывел из окружения бывших со мной солдат, в том числе и раненных. Утром мы вышли к своим, но я уже двигаться не мог. Меня подобрала санитарная машина и доставила в санчасть. Связь со своей воинской частью потерял. Когда нас из Подольского госпиталя решили направить на Восток и выдали на руки документы, я 19 октября 1941 г. самовольно выехал в Москву и на костылях добрел до своей части, которая дислоцировалась в Покровских казармах. То, что я увидел в Москве и, в частности, на Курском вокзале не поддается описанию. Все помещение вокзала было забито людьми и вещами. Все двигалось на восток, ожидая очередных поездов. В самой Москве темень, хоть глаз выколи. Только патрули и случайные прохожие.
Следующее мое письмо семье было отправлено 24.10.41, уже из Рязани.
«...думал, что удастся задержаться в Москве, чтобы сделать все дела и организовать вам посылку, но ничего не вышло. 21.10 срочно эвакуировали, и через двое суток, т.е. вчера, прибыл в Рязань и лежу сейчас в госпитале. Говорят, что отсюда будут через несколько дней отправлять еще куда-то дальше на восток. В общем, начались путешествия, даже не имею возможности получить от вас письма и узнать, что у вас делается и как вы живете...
...Состояние мое хорошее, нога начинает заживать, но т.к. кости затронуты, лечение продлится больше месяца».
Лечение проходило нормально. Рана заживала, и я стал ходить немного похрамывая. Мои просьбы о выписке не удовлетворялись, и только 13 января 1942 года выдали справку о ранении, в которой было записано: «Означенный Саулевич Э. К. находился на излечении в эвакогоспитале № 2496/3383 со 2 ноября 1941 года по 13 января 1942 года по поводу сквозного пулевого ранения правой стопы с переломом 3-ей клиновидной кости; раны зарубцевались; функция правой нижней конечности сохранена. Ранение связано с пребыванием на фронте. Ранен в бою 12.10.1941 г…»
***
…В течение января - марта 1943 год был направлен в 1-й отдельный Латвийский запасной стрелковый полк, который дислоцировался в Гороховецких лагерях. Попал я в этот национальный полк, видимо, по причине места своего рождения в городе Даугавпилсе (Двинске). Там я был назначен помощником командира взвода и обучал солдат минометному делу. В июне 1943 г. мне было присвоено очередное воинское звание – лейтенант.
17.06.43 г. я писал жене: «...Могу тебе сообщить, что у меня много нового. Первое – это то, что здесь я, наверное, застряну надолго, во всяком случае, на все лето. Кроме того, сейчас крепко запряжен в работу. Помимо основной /работы – ред./ избран членом партбюро и заместителем парторга батальона. Работы непочатый край. Да, мне присвоено очередное звание: сейчас на погонах две звездочки, и именуюсь «Лейтенант».
Сыну Феликсу 19.06.43 г. я писал:
«Дорогой мой сын Феля!
Вчера получил твое письмо и был ему очень рад. Очень хорошо, что ты учишься рисовать и будешь художником. Мне очень понравилось описание вашего посещения уголка Дурова, особенно про говорящего ворона и мышиную железную дорогу.
Я сейчас обучаю бойцов, готовлю их для фронта. Обучаю их, как стрелять из минометов, как поближе подобраться к врагу и уничтожить его.
Кроме того, веду партийную работу, воспитываю бойцов и командиров, чтобы они были смелыми, мужественными и, не жалея своих сил, били фашистов.
У нас здесь в лагере хорошо, воздух чистый, и, несмотря на то, что приходится много работать, усталости не чувствую. Пользуясь этим, набираю сил, чтобы когда мне прикажут ехать на фронт, я мог бы крепко бить фашистских гадов...»
В августе 1943 года командованием полка я был направлен в Москву на офицерские курсы «Выстрел». Они дислоцировались сначала в Тушино, а затем были переведены на Большую Волгу в Кимрский район Калининской области (ныне Дубна). Условия были тяжелыми - жили в небольших домах, оборудованных двухэтажными койками, питались впроголодь (по четвертой – тыловой – норме), нагрузка была тяжелой, помимо учебных полевых занятий занимались хозяйственными работами. Однако бодрости не теряли, ожидая направления в новые воинские части после окончания курсов.
Поворот в моей военной судьбе произошел в ноябре 1944 года. С курсов «Выстрел» я был отозван Наркоматом Обороны СССР в Москву и направлен в формирующиеся в СССР воинские части 1-го Польского армейского корпуса. После краткого пребывания в Москве я выехал в Рязанскую область, где формировались польские военные части. Я полагаю, что причиной моего необычного назначения явилось знание польского языка, о чем я указывал в своих анкетных данных.
Штабом корпуса я был назначен инструктором политико-воспитательного отдела, и звание мое было теперь не «товарищ лейтенант», а «пан подпоручик». Там, чтобы освоиться с новыми условиями и усовершенствовать язык, я выполнял отдельные поручения командования. Обмундирован я был в польскую военную форму.
Уже в январе 1944 года Польский корпус был направлен на фронт. Снова началась моя фронтовая жизнь.
Сначала польский корпус передислоцировался в район города Смоленска. По дороге наш эшелон остановился на станции Рославль, и мне представилась возможность повидаться с матерью, которая некоторое время оказалась под оккупацией немцев…
***
…В марте штаб корпуса откомандировал меня в Москву для получения и отправки автотехники, предназначенной польскому корпусу. Этим я занимался до мая 1944 года и жил дома. В мае 1944 года мне было приказано сопровождать эшелон с автотехникой к месту назначения. Так я снова попал на фронт…         
…15.08.44 я писал сыну:
«Здравствуй, мой сынок Феля!
Шлю тебе свой фронтовой привет.
Немцев гоним в их берлогу, чтобы там добить, но они еще огрызаются. Лезут в контратаки, бомбят и т.д. Но ничего их не спасет от гибели. Через несколько Дней ты идешь в школу. Желаю тебе успехов в учебе и надеюсь, что будешь отличником. Целую тебя крепко. Твой папа».
С организацией нового Польского правительства в Люблине Польская Армия была преобразована в Войско Польское. Соответственно была преобразована и прокуратура, и я  назначен помощником Главного Военного Прокурора. В соответствии с должностью 2  ноября 1944 г. мне было присвоено воинское звание майора юстиции (майор службы справедливости). Дислоцировалась главная военная прокуратура в г. Люблине. Работы было много, часто приходилось выезжать на передовую. Нередко с опасностью для жизни.
В письме жене 23.10.44 сообщал:
«...Недавно ездил на фронт. Был в Праге (восточная часть Варшавы) и смотрел на Варшаву. Она страшно разбита, видны только развалины, среди которых сидят немцы и беспрестанно стреляют вдоль улиц Праги. Даже меня со связным немного обстреляли, но все обошлось благополучно.
В эту же поездку познакомился с пригородом Варшавы - дачными местностями: Сулеювек, Зеленая, Весевая и курортом Отвоцк. Замечательные места. Может когда-либо удастся там отдохнуть. В Люблине тихо».
25.11.44 в письме домой писал:
«Только что вернулся из далекого путешествия. Проделал на машине более 600 километров. Объездил целый ряд городов южной части... Моя поездка была очень удачной: проделал большую работу и одновременно ознакомился с новыми местами, где еще ни разу не был. Проезжал мимо имения Потоцкого, но не было времени побывать в замках...»
01.12.44 сообщал домой: «...Вчера я вернулся из очередной поездки. Был в северных городах. Пришлось проделать много полезной работы. А теперь предстоит самому перенестись на север...»
Дело в том, что в конце ноября 1944 г. я получил новое назначение - военным прокурором 1-го Танкового Корпуса Войска Польского, который формировался в районе города Хелма. Военный прокурор этого корпуса - поляк не справился с работой, и его решили заменить. Вот, что по этому поводу 09.12.44 писал жене: «Всегда мне такое счастье: как налажу работу, войду в курс дел, и кажется, можно немножко вздохнуть свободнее, так обязательно найдутся завистники, появится участок, на который меня бросают для исправления, налаживания и т.д. Так и теперь. Пришлось расстаться с друзьями и перебраться на новое место. Сейчас работаю прокурором корпуса, сегодня первый день. Правда, этот день не был тяжелым, но перспектива не очень радует. Ну, ничего, раз такая судьба, от нее никуда не уйдешь. Стиснув зубы, придется тянуть лямку. С другой стороны, я и рад, потому, что вырвался из нервозной обстановки, которая была у нас последнее время. Кроме того, предстоит снова фронтовая жизнь. Движение на новые места, может быть, и в берлогу зверя...»
11.12.44 писал домой: «...На новом месте у меня неплохо. Я сам себе хозяин. Но работы непочатый край. Сегодня выезжал по одному делу и обвинял в суде; вечером давал указания следователям по ведущимся делам, а сейчас лежит одно дело на 8 человек, надо давать заключение...»
В подразделениях формирующегося 1-го Танкового Корпуса Войска Польского шла интенсивная подготовка новобранцев – поляков с освобожденных территорий. Танковые бригады и другие подразделения корпуса были разбросаны по всему Хелмскому уезду. Военных преступлений совершалось немало, особенно дезертирства. Досаждала и вражеская пропаганда. После освобождения польских земель развернулась острая классовая борьба. Немало было тех, кто не одобрял действия новых властей и создавал против них антиправительственные организации и лесные банды. Они действовали в Хелмском и соседних уездах. Эти организации засылали своих эмиссаров в формирующиеся воинские части с целью разложения новобранцев. Это создавало сложную обстановку в работе суда и прокуратуры. Приходилось организовывать показательные судебные процессы, непосредственно в воинских частях. Важное место занимал прокурорский надзор за законностью не только в воинских подразделениях, но и за местными органами безопасности.
Я был не только прокурором корпуса, но и прокурором Хелмского гарнизона. Таким образом, нагрузка была чрезмерно большой. Об этом свидетельствовал ряд моих писем домой.
03.01.45 я писал: «...У нас в политической жизни большие изменения. Вы, видимо, читали в газетах, но острота борьбы не уменьшается.
Готовлюсь к новым боям, видимо, скоро придется двигаться, что поделаешь, видимо, моя судьба – всю войну провести на фронте и вернуться домой ветераном. Работы по-прежнему много, даже голова идет кругом. Но пока справляюсь».
13.01.45 в письме домой сообщаю:
«...У меня дела идут неплохо. Работаю прокурором танкового корпуса и одновременно совмещаю с должностью прокурора гарнизона с подчинением 6 городов. Работы много. Послали выправить положение. Теперь наладил и собираюсь со своим корпусом выезжать на фронт. Нужно тебе сказать, что достается все не так легко. Условия и обстановка сложные. До многого приходится доходить своим разумом, жизненный опыт помогает во многом».
03.02.45 по приказу командира корпуса началось движение частей на фронт. Сначала корпус был подчинен командованию 1-го Белорусского Фронта и следовал по маршруту: Хелм - Люблин - Варшава - Кутко - Познань - Кшиж (Померания). К этому времени шло успешное наступление Советских войск, вышедших к Одеру.
Письмо домой от 01.02.45: «...Позавчера ночью вернулся из поездки в Варшаву. Много чего я видел, но чтобы столица целого государства была в развалинах – это  впервые. Ни одного целого дома. Только развалины. На запад от Варшавы города пострадали мало. Немцам не было времени. Поездка моя прошла благополучно, хотя было довольно холодно. Пришлось померзнуть. Здесь у нас началась зима. Правда, она кратковременная, но со снегом и морозцем...»
Письмо домой с марша от 14.02.45:
«...Вот уже несколько дней, как я нахожусь в движении. Двигаюсь вперед на запад. Видимо, в ближайшее время буду в логове зверя, добивать его. Часто бываю в Варшаве, но скоро буду далеко от нее.
Сегодня приехал к себе на квартиру после двухдневной поездки по подразделениям. Сижу, слушаю радио. Сейчас будут передавать новое важное сообщение. Ведь это теперь каждый день. Сердце радуется за успехи, и самому хочется принять участие в окончательном разгроме фашизма... Работы по-прежнему много, а помощи сверху нет. Вот и решаю все на свой страх и риск.Пока безошибочно...»
11.04.45 сообщал домой: «Сегодня получил сразу пять писем. 2 от детей и 3 от тебя, последняя открытка от 30 марта. Чувствую себя более или менее прилично. Жаловаться на почту нет оснований. Сейчас на новом месте, уже за рекой Одер. Дела идут по-прежнему».
Через день, 13.04.45 пишу новое письмо: «Послал уже несколько писем и теперь, пользуясь возможностью, вновь пишу, т.к. предстоят горячие денечки. Сама понимаешь, пора войну кончать. Сегодня ездил на могилу М. И. Кутузова. Пару дней назад был в доме, где он умер, теперь там музей. Дом и комнаты сохранились. Постоял и отдал должное этому великому полководцу. На доме сохранилась мемориальная доска. Если помнишь историю Отечественной войны 1812 года, сумеешь себе сделать представление, где я...
Сейчас слушаю по радио концерт из Москвы. Только что передали                           сообщение озанятии Вены. Темпы нарастают. Немец притих, но повозиться с           ним придется. У нас здесь уже весна».
16 апреля 1945 г. на протяжении всего фронта по Одеру и Лужицкой Нейсе началась Берлинская операция.  1-й танковый корпус вместе со 2-й армией Войска Польскогофорсировал р. Нейсе и начал наступление на немецкие позиции. Наступление развивалось успешно, но бои были трудными и шли с переменным успехом, тем более, что немецкая
группировка Шернера ударила по тылам 2-й Польской Армии. Я оказался
центре событий и большую часть времени находился на командном пункте               командира корпуса Кимбара.
21.04.45 я писал домой:
«Милая Зоинька! Вчера на марше пришло твое письмо, пришлось читать его на ходу в машине, т.к. мотаюсь с одного места на другое. Перед вечером пришлось выехать на передовую, где шел танковый бой и разбираться в одном деле. Все прошло благополучно, хотя обстановка была тревожной. Ночью прошли 40 километров вперед и теперь держим путь на Дрезден. Мы получили благодарность в приказе Сталина за 20 число. Трудное дело досталось нам, но мы его выполнили и идем на соединение с союзниками...
Чувствую себя неплохо, но из-за ночных тревог часто недосыпаю, но это дело поправимое...»
Письмо с фронта в Москву от 25.04.45:
«Милый зайчонок! Получил сегодня твое письмо и коротко тебе отвечаю, потому что нахожусь в серьезном положении...
Вчера вместе со всеми вещами сгорела машина прокуратуры во время бомбежки. Вообще вчера был боевой денек, я не знаю, каким чудом остался жив. Роднюлек! Будет время - напишу подробнее, сейчас просто не до этого».
1 мая 1945 года было написано домой:
«Несколько дней тому назад получил 2 твоих письма. Ответить сразу не мог по целому ряду обстоятельств. Много дней на нашем участке шли тяжелые бои, во время которых моя автомашина попала под бомбежку и сгорела со всем моим имуществом. Сам я также лежал под градом бомб и удивляюсь тому, что уцелел.
Но сегодня стало тише, противник ослабил свой нажим, и у меня есть свободное время, которое использую, чтобы написать ответ.
Сегодняшний день у нас праздничный, но это сводится к получению водки. Вечером собираюсь пить ее с друзьями, а остальное, как обычный рабочий день: почта рассмотрение дел, выезд в подразделения и т. д...
Чувствую себя неплохо, хотя за время боев страшно устал. Но теперь самое страшное прошло, видимо, на днях кончится война.»
2 мая 1945 г. вновь написал письмо домой:
«...за ночь и полдня особых изменений не произошло. Последние два дня стало тише, но  на войне,  как  на войне - тишина предвещает грозу.   Фашистское зверье еще сопротивляется и пытается проявлять ярость, но все их попытки и затеи проваливаются. Конец недалек».
И вот письмо от 11 мая 1945 года. Оно написано после окончания боевых действий. Мы были срочно переброшены в Чехословакию для оказания помощи пражанам, восставшим против немцев.
Вот, что я писал жене: «Милый зайчонок! Только сейчас передали твою открытку от 30 апреля. Спешу ответить хоть парой слов, т.к. я двигаюсь вперед, а почта уходит в тыл.
Когда вы праздновали победу, я еще участвовал в боях. Доказывали непослушным немцам, что капитулировать обязательно.
Сейчас нахожусь в Судетских горах, а завтра буду под Прагой в Чехословакии. На этом, кажется, заканчивается поход. Это очень хорошо. Последние дни были в постоянном движении и боях, но все обстоит благополучно. Задача выполнена.
Присутствовал при капитуляции немецких частей. В каждом городе сложено оружие, машины и прочее военное имущество. Сам поездил на легковых машинах и овладел водительской специальностью. Немецкие вояки идут навстречу пешком и, улыбаясь, говорят: «нах хаузе», «Гитлер капут».
1-й танковый корпус Войска Польского 10 мая в Чехословакском городе Мельник, что в 60 километрах от Праги, закончил свой боевой путь. 12 мая был проведен парад, и 13-14 мая части корпуса двинулись в Польшу. Штаб расположился в городе Гливицы.
Для меня война не закончилась, т.к. был назначен военным прокурором формирующегося в Польше Корпуса Безопасности, который вел борьбу с внутренними врагами.
Но это отдельная тема. Только в апреле 1947 г. я вернулся в Москву в звании полковника.